Третье слово [=Дикарь]

Матильда(испуганно подходит к ней, говорит гораздо мягче). Значит, что-то серьезное… С кем же? (Опускается на колени у кресла.) Ради Бога, не пугай меня. Говори!

Анхелина. Я поклялась, что никому не скажу… Но я не могу молчать… Не могу я… Марга от нас уходит!

Матильда. Марга уходит? Почему?

Анхелина. Не знаю. Я к ней пошла — думала, там никого нет, а она укладывает вещи и плачет.

Матильда. И ничего не объяснила?

Анхелина. Нет. Только сказала: «Так будет лучше для Пабло». И взяла с меня клятву, что никто не узнает, пока она не будет далеко. Надо что-нибудь сделать, Матильда! Нельзя ее отпускать!

Матильда(поднимается, говорит медленно). Так. Кажется, я начинаю многое понимать.

Анхелина. Ты раньше замечала?

Матильда. Вот уже несколько месяцев она не та… Бледная, грустная… Глаза стали еще больше.

Анхелина. Она заболела?

Матильда. Помнишь, она за завтраком потеряла сознание?

Анхелина. Это ведь сразу прошло. Просто обморок.

Матильда. Это с ней не в первый раз. И плачет она тоже не в первый раз. Когда с молодой девицей творятся подобные вещи, тут не болезнь, тут дело посерьезнее.

Анхелина (внезапно поняла, вскочила). Нет!

Матильда. Да, Анхелина, да! И хуже всего, что ее винить нельзя. Винить следует нас. Мы должны были подумать вовремя…

Анхелина. Помнишь, сеньор Ролдан сказал: «У вас тут бочка с порохом, а вы подносите к ней спичку!» Кого же теперь винить — бочку или спичку?

Матильда. Вот! Это хуже всего. Неужели в проклятой нашей жизни правы оказываются Ролданы?

За сценой — песни и смех.

Появляются Пабло и Хулио.

Анхелина. Вот они! Что нам делать, сестрица?

Матильда. Пока что перетерпеть этот благословенный ужин. Только скажи Марге, чтобы не уходила без моего разрешения. И еще — пусть сойдет к ужину, чего бы это ей ни стоило.

Анхелина поднимается по лестнице.

Ну, пойду посмотрю, как там этот проклятый пирог. Если печка так же накалилась, как моя душа, вряд ли его можно будет есть!.. (Выходит.)

Из холла выходят Пабло и Хулио, под руку, словно поддерживая друг друга. Пабло растрепан, галстук у него висит. Несомненно, он сильно навеселе. Но трудно сказать, действительно ли он в таком радушно-пьяном настроении или притворяется. Хулио умеет пить, и видно, что у него показное веселье, что это ловушка. В руках у него папка с бумагами. Оба поют и сильно жестикулируют.

Пабло(хохочет, хлопает Хулио по спине). Хулио, ты велик! Подумать только — жил я, жил и не знал, что такое истинный друг! Обнимемся! (Обнимает Хулио.)

Хулио. Спасибо, Пабло! Я был уверен, что мы станем друзьями.

Пабло. Эти женщины мешают нам, вечно они подкапываются, хнычут, ноют!.. Мужчины не хнычут. Мужчины пьют. А устанут пить — тогда поют. А устанут петь — тогда снова пьют. Женщина — животное чувствительное. Мужчина — животное разумное. Обнимемся?

Хулио. Обнимемся. И шампанского выпьем?

Пабло. Выпьем! Только ты не открывай. Я сам открою! (Отнимает у Хулио бутылку.) Ты слишком тихо открываешь. А я люблю, чтобы шумно… выстрелило чтоб… Ш-ш-шпум! Вот так! И чтобы пена… пены чтоб побольше!.. Вот так! Так, так, так! Вот! (Протягивает бокал.) Есть ли в мире что-либо прекраснее, чем истинный друг?

Хулио. Два друга!

Пабло. Ну, за двух друзей!

Хулио. За тебя!

Пьют.

Пабло(пошатывается, падает в кресло). Вот чертово зелье, с ног валит! Как будто целый день скакал на коне! (Вскакивает, с силой хлопает себя по лбу.) Вот! Шампанское — тот же конь! В жилах пламя, а на морде пена. Конь в бутылке!

Хулио. Здорово! Ты молодец, Пабло! Куда мне до тебя!

Пабло. Правда, здорово? Обнимемся!

Хулио. Друзья навеки!

Пабло снова падает в кресло.

(Берет папку.) А теперь способен ты выслушать меня?

Пабло. Опять дела? Заставляешь меня работать? Да ведь поздно уже.

Хулио. Всего лишь несколько подписей. Такие господа, как ты, только ставят подписи… (Протягивает перо.) Вот тут.

Пабло. Сейчас нужно писать? Это я не могу. Мне еще надо поучиться…

Хулио. Ну что ты, подписываться не умеешь?