Третья фиалка

— Не имеешь, да? Надо же, он понятия не имеет, что мы имеем в виду! Нет, так не пойдет! А как насчет фиалок, которые утром привели тебя в такое расстройство чувств? Что же ты молчишь, старик? Вы только послушайте, он понятия не имеет, что мы имеем в виду! Нет, так не пойдет! Что это за фиалки, а? Давай говори!

Лицо Хокера залилось краской, а потом полыхнуло гневом.

— Пенни… — произнес он и посмотрел на Пеннойера.

Но Горе с Морщинистым тут же заревели, не дав договорить:

— Нет, мистер Хокер, так не пойдет! Стало быть, это правда, да? Значит, правда. Хорош гусь, ничего не скажешь. Ах ты, старый плут, рожа нечестивая!

Хокер ушел, грозно сверкнув глазами. Остальные громко загоготали.

В полдень, завидев Морщинистого в коридоре, Хокер крикнул:

— Эй, Морщинистый, ты не мог бы зайти ко мне на минутку? Скажи-ка, старик, я…

— Ну что же ты, говори! — поторопил его тот.

— Понимаешь, я… знаешь, с каждым случается выглядеть полным идиотом, поэтому я…

— Поэтому ты…

— Видишь ли, мы — что-то вроде банды хулиганов… простоя… по глупости, что ли… в общем, мне не хочется, чтобы ее имя упоминали всуе, понимаешь?

— О господи! — закатил глаза Морщинистый. — Мы и не можем упоминать ее имя хотя бы потому, что даже не догадываемся, как ее зовут. Как мы можем его упоминать, если оно нам не известно?

— Да-да, я знаю, — произнес Хокер. — Но ты пойми, Морщинистый…

— Я-то все понимаю, — с достоинством ответил Морщинистый. — Хотя бы потому, что не считаю тебя хуже других. К тому же мы не такие уж злодеи и ничего плохого не сделали.

— Это да, тут я перегнул палку, — пошел на попятную Хокер. — Но… Морщинистый, ты должен меня понять.

Тот на какое-то время задумался и сказал:

— Ну, хорошо, думаю, я тебя понял. Не переживай, все в порядке.

Вернувшись в берлогу, Морщинистый первым делом сказал:

— Так, ребята, больше вы над Билли глумиться не будете, это понятно?

— Мы? — воскликнул Горе. — Хорошо, не будем. А как насчет тебя?

— Меня это тоже касается.

— Ага! — закричал Пеннойер. — Билли, видать, задал тебе хорошую трепку.

— Нет, — отмел его предположение Морщинистый. — Но он дал мне понять, что… как бы вам сказать… одним словом, это для него священно.

Когда друзья захихикали, он покраснел.

После полудня, медленно спускаясь по ступенькам вниз, Хокер чуть не налетел на перо шляпки, увенчивавшей голову стройной, гибкой девушки.

— Привет, Кутерьма! — воскликнул он. — Ты, я вижу, торопишься.

— Это ты, Билли? — спросила гостья, вглядываясь в темноту — в коридорах дома, будто в старой крепостной башне, всегда царила темнота.

— Ну да, я. А ты куда летишь?

— Наверх, к ребятам. Прихватила бутылку вина и… немного солений. Хочу вечером устроить ужин. Ты еще вернешься, Билли?

— Что? А, нет, не думаю.

В этот момент на него случайно упал луч света, струившийся через мутное стекло оконца.

— Ого, с ума можно сойти! — воскликнула девушка. — Билли, да ты просто великолепен! Куда это ты собрался? Уж не на коронацию ли?

— Нет, — ответил Хокер, с самым серьезным видом оглядывая свой шейный платок и костюм. — Дело в том, что… э-э-э… в общем, мне нужно нанести один визит.

— Визит? Благослови нас Бог! И ты, Билли, в самом деле наденешь эти серые перчатки, которые держишь сейчас в руке? Погоди, не уходи, если завернешь за угол, будет уже поздно. На этой улице их точно не оценят.

— Ну да, ну да, — быстро согласился Хокер, сводя значимость перчаток к минимуму.

Девушка подняла на него глаза и спросила:

— И к кому же ты собрался с визитом?

— Э-э-э… к другу, — ответил Хокер.

— Этот друг, должно быть, личность поистине выдающаяся, потому как выглядишь ты что надо. Может, пораньше вернешься, Билли, а? Мы бы все вместе поужинали.

— Э-э-э… не уверен, что у меня получится.

— Возвращайся, говорю тебе! Вспомни, как мы всегда веселимся за ужином. Давай, Билли!

— Э-э-э… я…

— Нельзя быть таким дураком! — Девушка топнула ножкой и гневно сверкнула на него глазами.

— Ну, хорошо, я подумаю… если получится, то… но сказать точно…

И Хокер поспешно ушел.

Вскоре он уже стоял у входа в сурового вида дом и нервными пальцами крутил звонок.

Но ее дома не оказалось. Когда он спускался по лестнице, у него были глаза человека, которому судьба нанесла жестокий удар. На улице лицо его приняло выражение человека, которому причинили страшную боль. А когда Хокер завернул за угол, губы его как-то странно скривились, будто у человека, жаждущего мести.

Глава XXIII

— В самый раз, — заявил Горе.

— Нет, надо охладить еще, — возразил Морщинистый.

— Не спорь, я прекрасно знаю, какой должна быть температура красного вина.

— Что-то не верится. Если бы это была молочная сыворотка, ты бы действительно знал, но вот что касается вин, то здесь лучше помолчи.

Их спор разрешила Флоринда.

— Надо остудить еще, — заявила она, положив на бутылку ладонь. — Горе, поставь ее на подоконник.

— Хм! Слушай, Кутерьма, я думал, твои познания ограничиваются лишь…

— Заткнись! — вмешался Пеннойер, хлопотавший в дальнем углу. — Скажи лучше, кто отправится за картофельным салатом. А? Кто?

— Морщинистый, — ответил Горе.

— Горе, — ответил Морщинистый.