Третья стадия

– Во что ты будешь одет? – спросила она его во вторник, и пока она слушала его голос, она воображала себе мутное вечернее солнце над дачным участком, или церковью, или кладбищем. Тоскливое подмосковное солнце над свежевыкопанной могилой, слащавую картину Милле «Долина вечного покоя» и вторжение смертельного вируса, подобного ВИЧ, в кожу, в слизистую. Его голос касался ее позвоночника, и их бессодержательный разговор длился несколько минут, напоминая успокоение перед казнью.

Ей всегда было интересно увидеть, как он выходит из метро, как вечно летающие, бестолковые двери выносят, выбрасывают его худое тело навстречу ей.

И когда час спустя он раздел ее, осматривая ее тело, словно врач, она подумала о своей природе как о некоем кровавом сгустке, внутреннем органе, кровотечение которого невозможно остановить. И проникновение, как всегда, отдало ей в челюсть и зубные нервы. И она ощутила собственную хрупкость и как наркотик, и как тяжелую болезнь. И во время и после в ее голове плавали подробности о вскрытии человеческого тела, которые ей рассказывал ее друг-медик. Несколько минут после она лежала с закрытыми глазами, позволив ему гладить ее руку, чувствуя, как растворяется в ней его ДНК. И ее клетки усваивают его, как новый навык. А потом она уснула на его груди, как больной ребенок, одновременно убаюканный и отравленный анестезией.

И когда через неделю они раздели ее вдвоем, подробности вскрытия снова заполняли ее сознание и само это слово «вскрытие» светилось внутри нее и ее матки, точно неоновая вывеска. Несколько минут она чувствовала себя только перегородкой, мембраной между их влечением друг к другу. И когда пальцы одного проникали в нее, а ее рот втягивал в себя язык другого, она чувствовала себя прежде всего механизмом и только потом телом. Телом, зажатым между двумя мужчинами и исполосованным ими. И теперь, когда она ехала в метро, чтобы затем пересесть в электричку и увидеть холодное серое течение реки, она вспомнила до конца момент, когда двое почти разорвали ее, и она перестала отрицать эту память, смотря в детские глаза новобранцев, наблюдая за тем, как они впиваются в нее снова и снова. Она отчетливо почувствовала вкус яблок во рту и вспомнила голос диктора новостей и тошноту, как гладкую воронку, и на секунду она приняла всю простоту предстоящей или отодвинутой во времени смерти. И тогда она широко улыбнулась, смотря в детские глаза, освещенные похотью, и они все трое улыбнулись ей в ответ.

Насыщение

– Укусила, укусила, укусила.