Только когда она выросла, всего один раз ей приснился сон о желании, в котором над ней не совершалось насилия. В нем она была защищена старостью и деньгами. Она восседала в плетеном кресле на балконе с видом на море, на его черную глянцевую жирную поверхность. А в ногах у нее сидела совсем юная светловолосая девушка. И она гладила лоб этой девушки, чувствуя ее совершенную, прохладную кожу. И она хотела обладать этой девушкой, быть ею. Едва ли не снять с нее эту совершенную кожу, чтобы скрыться в ней. Исчезнуть в ней навсегда. Ей хотелось присвоить ее себе, чтобы ласкать и целовать эти золотые, прохладные поры. Но она только гладила лоб этой девушки, и в этот момент она кончала. Чувствуя ее холодную, гладкую кожу. Чувствуя, что может распоряжаться другим, наслаждаясь ужасом своего уродства во сне и прелестью девушки с ледяными, гладкими порами. И она была одновременно и этой испуганной, холодной девушкой, и сморщенной, каннибалистической старухой. И эти две ее сущности, вступая в связь друг с другом и ликвидируя все остальное в ней, заставляли ее кончать. И в этот момент, когда она была и объектом отвращения, и объектом желания, она исчезала, переставала быть человеком. Оставалось только это взаимодействие, переполненное кровавой нежностью.
И теперь она посмотрела на свои руки, покрытые бледными, как лица людей, замученных в тюрьмах и больницах, глубокими следами порезов. Из них так и не проросли цветы, только новая, более бледная, обреченная кожа. Все эти порезы появились на ее руках после смерти мужа. Она хорошо помнила вечер, когда ей сообщили, что он умер от передозировки. Единственный тихий вечер за целое лето. Она чувствовала покой, как нечто призрачное, находясь среди других женщин, в тот вечер среди них не было мужчин. И женщины, окружавшие ее, казались ей лучезарными и прозрачными, словно хрусталь. Ей казалось, что она изолирована от любой опасности, и в то же время именно в это мгновение ей захотелось почувствовать вкус спермы. Это чувство было похоже на голод, очищенный от всего другого. Белый голод. Ей хотелось, чтобы эта жидкость растворила ее десна, гортань, язык, веки, ресницы, рот, все лицо. И мысль о сперме перешла в мысль о кислоте, которая сжигает любую оболочку соприкосновением. И ей показалось, что от этого желания ноют даже ее ногти. Никогда раньше ее желание не было таким фаллическим и таким абстрактным при этом. Она не думала о конкретном человеке, только о жидкости, о веществе, о его вкусе. И ей виделось, как она выходит на улицу, от всех этих лучезарных женщин, и мужчины набрасываются на нее, как на переходящее военное знамя, и она обладает ими. Успевает высосать из них всю жизнь. Прежде чем они разорвут ее, как ткань, всю розовую, пунцовую от желания.
А через час ей сообщили, что ее мужа больше нет. И она снова оказалась в пространстве, где крик не может возникнуть. Где он заблокирован отсутствием воздуха. Она подумала о собственной улыбке на снимке двухлетней давности в чужом телефоне, в секунду их знакомства. И о том, что ей сразу захотелось попросить его убить ее. Ей, как во сне, хотелось раствориться в предельной жертвенности, как будто только жертва может подтвердить любовь.
Она вспомнила, как первое время ей все время хотелось обернуть его лицо и его всего к себе. С его первыми морщинками и запахом табака и травы, исходящим от его одежды и волос. Ей хотелось просто гладить его лицо и предчувствие распада, исчезновения, застывшее на нем. Она отчетливо помнила их первую близость. Как она зажимала свой рот рукой по детской привычке. И как его тело словно навсегда разрушило ее тело. Ее матку, позвоночник, селезенку, все внутренние органы. Челюсть, заново открывшую для себя опыт длительной судороги. И как потом она целовала его, как ей всегда хотелось целовать распятие. Она тянулась к его губам, словно к окровавленным ступням, тянула к своему рту и векам его член, пальцы. И из жертвы снова превращалась в каннибалистическое чудовище, и ей хотелось поглотить его целиком. Чтобы он больше не был отдельным существом, больше всего ей хотелось лишить его права на эту отдельность. И когда они занимались любовью во время ее месячных, и она видела свою кровь на его члене, видела, как эта красная, алчущая субстанция поглощает его, быстрее и лучше, чем смогла бы вся она.