Третья весна

Никто не знал, чья это собака. Когда попа выводили на допрос, никто не замечал, чтобы она следовала за ним. Сначала охранники гоняли ее, кидали камнями и материли, но потом стали даже тайком подкармливать. Порой солдаты выносили из тюрьмы ломоть хлеба и бросали его на снег. Собака смотрела на него, но не подходила. Однако потом хлеб исчезал.

Наконец следователи из Парачина выбили из попа все, что им было надо, и бросили его на произвол судьбы. Вместе с тремя солдатами, одним из которых был Тоза Боза, Светик получил приказ отвести его ночью в Ягодину. Вместе с попом должны были проследовать туда еще четверо, какие-то крестьяне. Петрониевич, командир конвоя, получил список заключенных, спрятал его в карман шинели вместе с записанной фамилией капитана окружной ОЗНА в Ягодине, которому следовало их передать. Он несколько удивился, почему это пойманных врагов не отвели сразу к брустверу или сразу в Парачин, откуда их и доставили; но приказ есть приказ. В казарме им выдали для перевозки заключенных немецкую войсковую телегу с высокими бортами и двух штирийских тяжеловозов, а также двуколку, в которой они с Бозой должны были сопровождать небольшой конвой. В Ягодину им следовало прибыть до рассвета.

В слабо освещенном тюремном дворе надсмотрщики сковали заключенных парами, после чего спросили, как быть с пятым.

– Связан поп – село спокойно! – пошутил Светик. – Вяжите его.

Попу связали руки спереди. Петрониевичу выдали ключи от наручников. Арестантов усадили на дно глубокой повозки, на козлы уселись два солдата с винтовками в руках. Они с Бозой уселись в двуколке.

– Вперед! – приказал Петрониевич, взяв в руки вожжи. – Открывай ворота.

И они тронулись.

Но не успели они переехать русский мост, как из темноты прямо перед ними выскочила собака. Она нерешительно затрусила впереди телеги, словно желая спросить, что здесь происходит. Потом забежала с другой стороны, стараясь заглянуть за высокие бортики, над которыми торчали только головы арестантов. Потом пробежалась рядом с двуколкой, тоже заглядывая в нее.

– Откуда она здесь? – спросил Боза. – Брысь! – крикнул он, хватаясь за кнут и пытаясь огреть ее. – Пошла вон!

Собака немного отстала. На узком мосту ее могли придавить, и она затрусила сзади. Тоза встал в двуколке на ноги.

– Чья это сучка? – крикнул он едущим впереди.

Спустя некоторое время отозвался один из солдат:

– Кто его знает!

Так они миновали мост и выбрались на шлях. Справа внизу во мраке остался Динков дом. Ничего более они не увидели, никто не проезжал по шляху.

Они тащились мимо убранных полей. Их не было видно, но они знали, что слева и справа простирается голая стерня и кукурузные бодылья, сухие стебли подсолнечника. Нивы терялись во мраке, но они знали, что никто оттуда на них не смотрит.

Штирийские кони спокойно вышагивали по макадаму подкованными копытами, их рыжуха в двуколке, как ни странно, весьма упитанная, легко поспевала за ними.

– Нельзя ли поскорее? – нетерпеливо спросил Петрониевич.

Штирийцы проскакали с десяток метров, потом опять перешли на размеренный шаг. То же проделала и рыжуха в двуколке.

Все выглядело спокойно, и ничто не предвещало никаких сюрпризов. И только собака продолжала все сильнее раздражать их.

Теперь она бежала перед телегой, постоянно оглядываясь на нее. Солдаты пытались отогнать ее, пытались стегнуть кнутом, но она каждый раз уворачивалась. И постоянно лаяла, словно подавая кому-то сигнал.

Невыспавшийся Тоза Боза просто начал вскипать.

– И что это мы не отогнали их к брустверу, – шептал он Светику, – и не перестреляли их там? Давай свернем к Гиле и порешим их! Их все равно это ждет в Ягодине.

Света тихо ответил:

– Замолчи. И успокойся.

И вдруг Тоза соскочил с двуколки. Подбежал к собаке с кнутом в руке и замахнулся на нее. Та взвизгнула и скрылась во мраке. Он подошел к бортам повозки.

– Чья это сучка? – спросил угрожающе. – Ваша, что ли?

Скованные арестанты опустили головы и не отвечали.

– Вернись! – крикнул ему Светик.

Воза вскочил в двуколку. Он прямо дрожал от ярости.

– Мать ее за ногу, эту сучку, убью ее! – пригрозил. – Чует она что-то! Чем-то нам грозит!

– Да успокойся ты, – осадил его Светик. – Чем она тебе мешает? Ну, пробежит еще немного, да и отстанет.

Но собака не отставала. То отбегала в сторону, то опять приближалась. Подпрыгивала рядом с телегой, словно стараясь рассмотреть кого-то из своих.

От ее лая пробудились и соседские псы – сейчас все узнают, кого мы везем, так только на солдат лают! Миновали сонный Миятовац. В домах, притаившихся меж голых тутовых деревьев и грецких орехов, можно было рассмотреть зажженные кое-где керосиновые лампы. Село спало, и казалось, не подозревало, что по его улицам везут приговоренных к смерти.

Нервничающий Тоза не успокаивался.

– Всех сельских собак разбудила! Убью ее, как только из села выедем!

Светик пытался успокоить его:

– Отстанет она. Не выдержит.