Третий брак

Тайна внезапного путешествия была раскрыта четыре месяца спустя самой кирой-Экави, когда она вернулась так же внезапно, как и уехала. В один из дней Поликсена выдала ей сотню, чтобы она сделала покупки на неделю, оливковое масло, сливочное и прочее, а тут пришел Димитрис и, она и сама не поняла, как именно, убедил ее одолжить эти деньги ему, и когда вернулась Поликсена и узнала об этом, устроила страшный скандал: «Господи, Пресвятая Богородица, когда уже ты, наконец, наваришь ему кутьи, чтобы мы избавились от этой казни египетской!» Кира-Экави, которая и сама осыпала его проклятиями, ничего не стесняясь, взбеленилась, стоило ей услышать, как это делают другие. «Что я ей, крепостная, что ли, Нина, – возмущалась она, когда вернулась и рассказала всю эту историю, – что, у меня прав нету потратить какую-то поганую сотню на моего мальчика? Я сказала себе: неблагодарные созданья! Вот уеду и посмотрим, как вы тут будете сами стирать и готовить, может, поймете наконец, что я для вас значу. Одеваю пальто и шасть на улицу…» – «Да как же ты доехала до Салоник без денег?» Она улыбнулась, как проказливый ребенок. «Помнишь полицейского Калапотакиса, я тебе еще рассказывала, что познакомилась с ним в то время, когда Димитриса арестовали еще за первую кражу? Э, я узнала, что за это время его сильно продвинули, за мужество: он поймал уж не знаю и какого знаменитого вора в Македонии и с тех пор стал замначальника в отделе этапирования арестованных. Я уж несколько дней собиралась пойти с ним повидаться. Иду на улицу Никодиму и говорю охраннику: “Хочу говорить с вашим замначальника! Скажи ему, Экави ждет, и он сразу догадается…” И вводят меня в фу-ты ну-ты какую шикарную приемную подождать, пока не появится Калапотакис. “И это мой околоточный! – сказала я в потрясении. – Экой он шишкой стал! Ах, ну и почему, ради бога, мой собственный сын не смог стать таким, вместо того чтобы таскаться по борделям, чтобы об него ноги вытирали все это отребье?” – “Да никак это Лонгена собственной персоной! – как закричит он, увидев меня с порога. – Все такая же, не изменилась ни на йоту, детка! Господи, сколько же лет минуло с тех пор?..” И крикнул, чтобы нам принесли кофе, сели мы и давай вспоминать былое. И наконец он мне говорит: “Ну, давай выкладывай, с чем ко мне пожаловала, раз уж ты пришла со мной повидаться. Я тебя знаю: ты бы ни за что не притащилась, если бы тебе ничего не было нужно”. Я и говорю: “Хочу, чтобы ты отправил меня в Салоники и не спрашивал почему”. – “Ну браво! – отвечает он. – Это проще простого! Но я тебя отправлю под стражей, как осужденных!” И давай хохотать. “Как хочешь, так и отправляй, – говорю ему, – главное, чтобы я добралась до Салоник”. Он нажимает на кнопку, появляется адъютант с серебряными нашивками, отдает честь поклоном, потому как был без фуражки, а тот ему и говорит: “Скажи, чтобы оформили путевой лист туда-то, ты сегодня вечером отправишь госпожу в Салоники и позвонишь, узнаешь, когда уходит скорый”. После подошел, остановился передо мной, я тем временем встала с кресла, положил мне руку на плечо, посмотрел смеющимися глазами, покачал головой и говорит: “Все та же, ты – все та же!.. – И берет у меня из рук сумку, вкладывает туда сотенную, возвращает обратно и говорит: – Ну будь здорова, Лонгена, героическая и непокорная! Ты и сама, как Греция, чуть сумасшедшая, но сердце у тебя золотое. Ну давай, сбегай теперь до Белой Башни, а когда надоест и захочешь вернуться, свистни мне тайком!..” На следующий день твоя красавица уже разгуливала по Салоникам. Каким же смешным показался мне город после Афин! Как будто за это время съежились улицы и дома. Я никак не могла поверить, что вот здесь, в этом городе, я растранжирила целую жизнь…» И она разрыдалась. Потому что идиллическая жизнь, которой она наслаждалась у своей старшей дочери в Салониках, как бы странно это ни звучало, внезапно оборвалась вместе с телеграммой от Поликсены: ДИМИТРИС ПОД СТРАЖЕЙ СОУЧАСТИЕ В УБИЙСТВЕ ПРИЕЗЖАЙТЕ НЕМЕДЛЕННО.