«Ты бы мне лучше яду принесла, а не тушенку! – заявила кира-Экави, когда увидела консервы. – Так и знай, Нина, я умру, я это больше не выдержу». – «Да что случилось? – спрашиваю. – Нашлась наконец твоя невестка или нет?» – «Да пропади она пропадом, еще не хватало, чтобы нашлась, господи помилуй. Пресвятая Богородица! Да чтоб эта чертова баба сдохла страшной смертью! Пошла она куда подальше! Я потеряла моего Димитриса, Нина, нету больше у меня сына! Повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сломить!..» Она села и рассказала мне всю историю с самого начала. Когда Димитрис понял, что Викторию уже не найти, начал плакать и грозить, что покончит с собой, и тут в самый разгар этой сцены вернулся Тодорос с ночного дежурства в редакции, и стоило ему узнать о причине этих ночных бдений, он выпучил свои глазищи да как раскричится: «Да ты повзрослеешь когда-нибудь или нет, Христос тебя разэтак! – орет он ему. – Ты мужчина или где? Если есть у тебя хоть какое-нибудь чувство собственного достоинства, пойди и покончи с собой уже наконец!..» Тот вскочил и прямо посреди ночи прочь из дома. На следующее утро пришел забрать свои вещи. «Пришла бы ты чуть раньше, – причитала она в отчаянии, раскачиваясь взад-вперед, – застала бы. Он был спокоен, как море в штиль, и улыбался блаженной улыбкой, словно видел самый сладкий свой сон…» – «Но как же так! – воскликнула я в изумлении. – Он нашел ее?» Я еще не поняла. И когда она объяснила как, то я от потрясения только и смогла выдавить: «Да что ты говоришь, кира-Экави! Бедная ты, бедная моя голубушка!» Я не знала, что сказать и как утешить. Мы это уже проходили с Диносом, подумала я. И лучше бы он уж раз и навсегда перерезал себе вены, чем сделал то, что сделал. «Да что это, ты магнитом, что ли, притягиваешь к себе все эти несчастья, бедняжечка ты моя?» – воскликнула я. Я понимала, что пусть даже я и скажу ей, что на самом деле думаю, она и есть единственная причина всех этих несчастий, и чему это поможет? Я только сильнее ее расстрою, подумала я. Вот если бы была надежда, что урок пойдет ей впрок, я бы всю правду выложила, пусть даже она никогда бы больше доброго слова мне не сказала. Но мой дорогой папа был совершенно прав, когда говорил, что люди неспособны сопоставлять одно с другим и поэтому страдают так, как они страдают. А я, подумалось мне, лучше, что ли? Но что я действительно считала своим первейшим долгом, так это дать ей практический совет. «Не теряй ни секунды! – говорю ей. – Договорись со своим старшим сыном и отведите его к хорошему невропатологу, пусть даже силой, пока не поздно». Я знала несколько таких случаев, некоторые мои знакомые переносили тяжелые операции и привыкали к морфию, но им помогала специальная терапия. «В самом крайнем случае, – сказала я жестко, – заприте его в сумасшедшем доме…» И впервые за всю историю нашего знакомства я, ничего не скрывая, рассказала всю правду о бедном Диносе. До этого дня я старалась не слишком раскрываться даже и перед ней. В отличие от киры-Экави, мне не очень-то нравится сидеть и перемывать все грязное белье нашей семьи.
По пути к дому я прошла мимо английских складов. Люди дрались у входа, чтобы попасть внутрь и добрать, что осталось. Несколько оборванцев запрыгнули на джип и разбирали его на запчасти. Поднимаясь к дому, я вдруг почувствовала, как чудовищная пустота заполняет мою душу. Спроси меня кто-нибудь в тот момент: во что ты веришь? – я бы ответила: ни во что!.. Придя домой, измученная, будто прошла километры, а не два переулка, сбросила туфли и упала на кровать. Принцесса валялась на соседней и почесывала голову с блаженной простотой идиотов. Потом она начала гундеть, изображая младенца, хотя и знала, как меня это раздражает. Я бросила на нее косой взгляд, но не сказала ни слова. Вот бездушное существо! – подумала я. Она уже и не помнит, до чего довела меня вчера. Я прикурила сигарету. Со смерти Андониса я снова пристрастилась к курению. «Давай, давай! – говорит она мне. – Снова начинаем наш пых-пых!» – «Заткнись, я тебя умоляю, – говорю я, уже наготове всыпать ей по первое число, если она осмелится еще хоть слово вякнуть. – Не тебе указывать, что мне делать, а что нет. Пошла отсюда. Иди чесать свою лысину куда-нибудь в другое место! Да что же я такого сделала в этой жизни? Да неужели же Всеблагой Господь никогда не избавит меня от твоего присутствия?..»