Третий. Текущая вода

Маркела с винтовкой за пеньком уже не было. Я подбросил в огонь сушняка, разделся и развесил на колышках свою мокрую одежду. Жора тоже разделся до трусов, а свою рубашку повесил на ветку, которую воткнул в землю у костра. Он молча разлил остатки спирта, мы выпили и закурили. Я сидел к костру спиной, тело уже начало согреваться, и стала саднить царапина между лопаток.

Можно бы лучше — некуда.

Когда я надел высохшую одежду, на костре уже вскипел чайник.

Жора лежал в трусах у костра. Руки он скрестил на груди и курил, рассматривая листву над головой. Сшит Жора был добротно и надолго, как можно судить при внимательном рассмотрении.

Развитые мышцы, пропорциональное сложение: этакий мохнатый Геркулес. Такой не даст себя в обиду кому бы то ни было, подумал я. Против таких нужно знать каратэ, самбо, дзюдо и вольную борьбу, тогда при равном весе что-нибудь получится. Женщинам, наверное, спокойно с ним. Женщинам… И Зое тоже.

Жора встал и начал одеваться. Мышцы перекатывались под кожей у него. Конечно, лесоповал — нелегкая работа, подумал я, и ничего удивительного, что Жора огреб себе такие физические данные.

Я налил в кружки чай и поставил их на пенек. Заварку я сделал очень крепкой, так что чай даже немного кислил. Если сделать его еще и сладким, будет что надо.

Жора сел на бревно и взял кружку.

— Куда это он смылся? — спросил он.

— Недалеко. В таком состоянии никуда не уйдет. Спит где-нибудь под кустом: дитя ж природы, — сказал я.

Маркел был даже ближе, чем я предполагал. В дальнем углу поляны, там, где я обычно сваливал в кучу сушняк для костра, что-то затрещало. Маркел поднялся из-за этой кучи сначала на четвереньки, потом на ноги. Держался он нетвердо, но когда шел к костру, ему даже удавалось не падать, споткнувшись о кочки и ветки. Винтовка была, конечно, при нем и держалась на плече чудом. Роба Маркела была вываляна в траве и грязи и обсыпана брусничными и голубичными листьями.

Он подошел к костру и стал напротив нас с Жорой, раскачиваясь, как былинка.

Я не мог понять, что он сейчас думает, что собирается делать или что вообще хочет. Его лицо, оплывшее и посеревшее, было непроницаемо, и на этом опухшем непроницаемом лице исчезли даже глаза. Он вертел головой то в мою сторону, то в сторону Жоры.

Жора хлебал чай и смотрел через березняк на пролив.

— Садись попей чаю, Маркел, — сказал я, — заварил очень крепкий — это помогает.

— Не хочу чаю, — ответил Маркел и начал изучать меня; перестал даже раскачиваться.

Потом повернул лицо и начал изучать Жору. И тоже забывал раскачиваться. На непроницаемом опухшем лице появилась знакомая ухмылочка. Такая хитренькая пьяная ухмылочка.

— Не хочу чаю, — повторил он. — Я тебя не боюсь, Жора.

Жора молчал.

— Каб ты сдох, козел вонючий, — сказал Маркел.

— Прекрати, Маркел! — крикнул я.

— Свинья, — сказал Маркел молчащему Жоре, который продолжал с шумом хлебать из кружки.

— Перестань сейчас же! — возмутился я. — Ты что говоришь?

Он был не так уж и пьян — это стало заметно. И раскачивался он больше для виду.

Маркел снова повернул лицо и нацелил щелки глаз на Жору. В этот момент ремень винтовки сполз с плеча Маркела, и приклад глухо стукнулся о землю.

Жора налил себе еще чаю. И опять хлебал и смотрел через березняк на пролив.

Маркел не глядя взялся рукой за ложе, приподнял винтовку и вскинул ремень на плечо.

Жора допил вторую кружку, выплеснул остатки под ноги Маркелу и взял сигарету из пачки над костром. Он неторопливо прикурил от уголька и выпустил густой клуб дыма в сторону Маркела.

Коряк отшатнулся назад. Он не сводил своих опухших щелок с Жориного лица.

— Валентин, — сказал он, — ты зачем с ним купался?

— Просто мне хотелось, Маркел. А в чем дело?

— Не купайся с ним, Валентин.

Жора встал, с хрустом потянулся, переступил через костер и стал подкидывать в него обгоревшие веточки.

— Свинья, — бросил Маркел ему в спину.

Жора обернулся и не спеша сделал несколько шагов к Маркелу.

— Жора… — сказал я, встал и подошел к ним. Напрасно все это, подумал я, не нужно вмешиваться. Все равно они могут решить свои дела где-нибудь по дороге.

Маркел прислонился к березе и не менял позы. Он не спускал с Жоры набухших щелок, в которых страшно горели желтые, дикие, затравленные глаза.

— Жора, — повторил я.

Тот немного постоял, поглаживая кору березы, белую кожу дерева с черными крапинками; потом легонько оттолкнулся от ствола пальцами и вернулся к костру.

…Маркел допил чай и встал. Острые зубья далеких камчатских гор царапали большой и все еще яркий шар солнца.

— Оставайся у меня, Маркел, — сказал я, — в палатке хватит места для двоих.

Маркел отрицательно покачал головой. Он уже был вполне в себе, и хмель у него окончательно выветрился, только мелко-мелко тряслись пальцы. Он сидел у костра, сгорбившийся, усталый, пил крепкий чай и непрерывно курил, даже не вставляя сигарету в свой деревянный мундштук, а когда окурок уже жег пальцы, он этого, наверное, не чувствовал.

Жора спал с другой стороны костра. А может, просто лежал с закрытыми глазами. И ни разу не закурил.