Третий. Текущая вода

— Как не принесли? — сказал Жора. — Щас сгарбузуем. В рюкзак я клал балык и консервы какие-то.

Маркел упал на спину, потом с трудом повернулся на бок и спрятал голову за пенек.

— Это лучше всего, — сказал Жора, — спи спокойно, дорогой друг Маркел.

Он достал из рюкзака рыбу и разрезал ее поперек на небольшие куски. В рюкзаке была еще и половина буханки хлеба.

— Чего ж ты молчал? — сказал я. — Есть хлеб, а больше ничего и не надо.

— Ты подожди, — сказал Жора, — я щас тоже вмажу.

Он налил себе из бутылки, в которой после этого осталось еще немного спирта. Жора заткнул горлышко пластмассовой пробкой и сказал:

— А то выдыхается.

Я жевал хлеб, посыпав его крупной солью. Я уже с неделю не ел хлеба, обходился галетами, а хлеб геологов казался мне почему-то вдвойне вкусным после спирта.

— Однова живем, — сказал Жора и посмотрел в кружку, — эх, однова живем, Валюха.

— На. — Я подал ему чайник.

— Не, — сказал Жора, — я так…

Я слыхал о том, что есть люди, которые пьют неразбавленный спирт и не запивают его, но видел это в первый раз.

— Силен ты, мужик, — сказал я.

— Ничего страшного, надо только привыкнуть, Валя, — сказал Жора. — Кинь мне только корочку понюхать.

— Привыкай без корочки, раз ты такой герой, — сказал я.

— Усек, — ответил Жора.

— …Мыла Марусенька белые ноги, — сказал голос из-за пенька.

Жора обернулся и посмотрел на Маркеловы сапоги.

— Надо пушку спрятать от греха, — сказал он.

— Не бойся, Жора. Коряки не стреляют в людей и не воруют.

— Прямо. Зато хитер не в меру, да еще прикидывается простачком. Все-таки червонцев на пять он меня облапошил.

— А-а, — сказал я, — ты имеешь в виду торговые связи?

— Связи. — Жора посмотрел на пенек.

— В его условиях приходится блюсти свою выгоду. Он негоциант, потому что жить ему тоже надо.

Знаю я Маркела, подумал я. Он может торговаться с простоватым видом и настоять на своих хитростях. А может просто что-нибудь отдать, хотя ему и самому это бывает нужно.

— Чего это — «негоциант»? — спросил Жора.

— Купец. Лавочник.

— Точняк. Это самое, — сказал он. — А ты знаешь, Валя, много ли у него лисьих шкур? Ну, выделанных чернобурок и сиводушек?

Вот оно что! Хотя что тут неожиданного? Какой еще интерес может быть у Жоры к Маркелу, кроме шкурного?

— Не знаю, — сказал я после паузы. — Вряд ли много: и десятка, может быть, не наберется. Этой зимой охота была неважная.

— Усек, — сказал Жора, обернулся и еще раз посмотрел за пенек. — Чего ж он тогда темнит, говорит, что охота была хорошая? Я думал, он их прячет. Лис-то. Сам видел у него двух росомах и с десяток нерп, а лис нету.

Жора разлил спирт по кружкам, и мы выпили еще. Я опять жевал хлеб, посыпанный крупной солью, а Жора на этот раз понюхал корочку.

— Так ты знаешь Карину Александровну? — спросил он.

— Знаю.

— Суровая женщина. Как вы с ней познакомились?

— В прошлом году я с ее помощью выбирался из Оссоры, сюда на маяк.

— Ага. А тебя я уже не застал: ты улетел раньше. Я тютелька в тютельку успел из города на последний вертолет нашей партии.

— Конечно, ты не опоздал, Жора, — сказал я, — ты прибыл вовремя.

— В кадрах что-то напутали, я должен был идти с другой партией.

— Повезло, что ты не пошел с той партией.

— …За печкой, за печкой, на лавке мурлыкает кот, — послышался голос Маркела из-за пенька.

Жора обернулся и долго разглядывал Маркела.

— Каб ты сдох, — сказал он, — козел вонючий.

— Каб ты сдох, козел вонючий, — явственно произнес из-за пенька Маркел.

— Гля, — удивился Жора, — он еще и ругается. Да нехорошо как…

— Не трогай его, Жора, пускай себе лежит.

Жора протянул мохнатую лапу и вытащил из моей пачки над костром две сигареты, одну подал мне.

— Чума бубонная, — сказал он.

— Не ругайся, Жора.

— С ним только так и надо.

— Не надо. Он понимает по-другому. Только он сейчас вмазал и, конечно, лыка не вяжет.

— А ну его… — сказал Жора. — Пойдем лучше искупнемся.

— Где это?

— Вот, — обернулся Жора и показал рукой на речку. При этом он потерял равновесие и чуть было не упал с бревна.

— Здорово ты придумал. В шубе, что ли, купаться в такой воде?

— Под… подумаешь, — сказал Жора, икнув, — чихнешь пару раз, да и вся любовь.

— Уговорил, — согласился я. — Я только полотенце возьму, да и ринемся.

Я присел перед входом в «нутро» и нащупал рукой полотенце. Оно висело на колышке внутри палатки. Жора встал и, покачнувшись, перешагнул через костер, потом через неподвижные Маркеловы сапоги.

— Я уже ринулся, — объявил он.

— Подожди, Жора, — сказал я и упал. — Подожди, кто-то подставил мне ножку.

— Не поддавайся ему, Валя, — сказал Жора. — Я пока подержусь за ветку, а ты не поддавайся.

Я встал на ноги и намотал полотенце на шею.

— Где этот тип, Жора? Сунь там ему в челюсть.

— Здорово он тебя? — сказал Жора. — Иди сюда, я посмотрю.

— Да не очень.

— Секи по сторонам. А я его щас найду.

Жора ступил на склон и начал спускаться, но упал и покатился вниз, ломая кустарник.

— Только осторожней, Жора, — сказал я вслед, — он здоровый малый.

Жора сопел внизу. Слышался треск кедровых веток и шуршание травы.