Третий. Текущая вода

Отвлекло его какое-то движение в кустах на склоне бугра или сопки, вершина которого пряталась в тумане. На кончиках ольховых ветвей стали появляться и исчезать радужные наросты, похожие на большие мыльные пузыри. Они пучились, росли, потом с треском лопнули, а из них посыпались блестящие искорки, бижутерия какая-то, стекляшки, которые медленно падали на землю, планируя, как тополевые пушинки. Из этих стекляшек вырастали не то младенцы с крылышками, не то крохотные буцефальчики, которые разлетались во все стороны с невнятным щебетом. Может, это были клочки чьей-то шерсти, трудно сказать, стало плохо видно предметы.

Камень тут в речке зашевелился, рыба испуганно вильнула в сторону, а из-под камня вылез странный чувак. Он отряхнул с себя воду и помет и начал осматриваться. Одет он был странновато для этих мест: не то телогрейка, не то армяк, подпоясанный ремнем с самой настоящей саблей, так называемой «рабочей». Русый чуб выбивался у него из-под не то шапки, не то папахи, на лице торчали во все стороны пегая бороденка и усы, а глаза, похожие немного на глаза полярной совки, пронзительно вытаращились на Студента. Сильно смахивал он на казака. Да, на казака.

Казак померял ногой в высоком сапоге глубину воды у камня, но перейти здесь, не замочив ног выше колен, было мудрено, что Казака не остановило. Он, ухнув, прыгнул в воду, поднял веер брызг и в два приема очутился на берегу.

— Чудненько, — молвил он, полез рукой в карман и достал оттуда коротенькую, уже будто разожженную, трубочку, сунул ее в рот и запыхтел, мерзавец. Прошел неторопливо по берегу, пуская теплый дым, остановился у раскуроченной Семеном рощицы и потянул носом воздух. Запах ему чем-то не понравился: Казак покачал головой и сплюнул сквозь зубы. Место, изгвазданное кровью и слизью разделанной рыбы, он тоже посетил и внимательно рассмотрел рыбьи потроха, которые в уху не идут, и поблескивающую чешую в траве, где лежал Студент.

— Тэ-э-эк-с, все ясно, — сказал он.

Студент ломал голову, пытаясь рассмотреть за этой маской чью-нибудь знакомую до колик в животе судовую рожу, но ничего похожего не было. Кто это такой? Как он сумел раздобыть себе саблю, да и вообще как он сюда попал?

— Эх, как дал бы булатом за такие дела! — выругался Казачина и загнул такой матерок, что Студента чуть не сдуло с места. — У тебя, Студент, голова на плечах недолго продержится, если это ты тут воду мутишь, — пригрозил он. — У меня это недолго — раз-два, а потом склеивайся как хочешь.

Студент понял, что ему крышка, что дело, по всей вероятности, пахнет кровью. Он резво вскочил на ноги, но Казак схватил его за плечо железной хваткой и сказал:

— Пока не исчезай. Я с тобою перетолкую, малец.

Бедная Студентова душа ушла в пятки: Казак гоняться не любил, это было видно по нему, а привык поступать несколько по-иному.

— Тебя почему Студентом кличут? — потребовал ответа Казак.

— Э-э-э… Я среднестатистический бывший одноклассник десятиклассников, — пролепетал он что-то несусветное. — Теперь вот плаваю на судне не то учеником матроса, не то учеником моториста, и все потому присвоили мне кличку «Студент».

Казак выругался про себя и воззрился на Студента.

— Буровишь хрен тебя зна что! Я, в общем, интересуюсь твоим отношением к предметам, нас окружающим.

На это Студент не мог ответить. Черт знает, как нужно относиться к предметам. Они есть, и этого со Студента достаточно. Он разберется во всем этом позже, когда у него вырастет борода, а то и позже того.

— Суслик ты, больше никто, — обозлился Казак, словно прочитав ответ в Студентовых глазах. — Колода немоговорящая!

Студент в душе запротестовал. Ему не нравилось, когда его оскорбляют в таких выражениях, которые могли подойти к Инженеру, например.

— Ты что ругаешься, дядька! С ума, что ль, спятил?!

— Я вот тебе поперечу, я тебе поперечу, — уже более миролюбиво пригрозил Казак. — Хорошо, что хоть себя в обиду не хочешь дать. За это я прощаю твою невоспитанность.

Студент восхитился такой постановкой дела: надо же, сам клянет Студента на чем свет стоит, ругается и чуть на драку не вызывает, а он, Студент, оказывается и виноват. Откуда он, с луны, что ли, упал? Или все-таки выбрался из-под этого камня, которым его придавили, лет эдак, скажем, триста пятьдесят назад. Теперь вот выкарабкался оттуда и начал задавать свои дурацкие вопросы?

— А как Держава? — нарушил Студентовы размышления Казак.

— Держава? — не понял Студент. — Держава не шелохнется.

— «Не шелохнется», — передразнил Казак. — Как же она не шелохнется, когда за нее стоять некому! Ты, что ль, за нее стоишь? — И он повел глазами на покореженную рощицу и на рыбьи потроха.

— Какую вы, собственно, державу имеете в виду, объясните конкретно-популярно? — попросил Студент, ибо их беседа стала напоминать урок географии.

— Ну, это как на немой карте, — затруднился Казак. — Вроде территория знакомая, все реки есть и горы, названий только нет. А уж на ней все города там и острожки понасажены, вся остальная Держава. Ту, немую Державу нужно стеречь пуще глазу, ибо, не удержи ее, тогда и остальному конец.