Третий. Текущая вода

…Скоро должен кончиться мой отпуск. Я долго думал, брать ли мне его за все три года или только за год, как это положено делать. Отпуск за три года слишком велик — почти полгода, а ведь я не собирался отдыхать на материке. Для того чтобы пожить на острове, на берегу Березовой, всласть поснимать и порисовать, мне хватило бы и полутора месяцев — отпуск за год. Я не использовал даже и этих полутора месяцев: хватило двух недель.

Скоро за мной по отливу придет маячный трактор с тележкой, на которую я погружу свой бивак. Потом мы посидим у затухающего костра с трактористом Юрой и поговорим о маяке. О том, что уже нужно готовиться к зимовке, что мне пора приниматься за работу и делать капитальный ремонт своим агрегатам. О том, что прошло уже целых три года с того дня, как я приехал на маяк и работаю техником; а уже нужно — и необходимо — сдать на старшего техника. Есть вакантные должности старших техников. Мы поговорим о том, что я освоил свою специальность и нужно осваивать другие маячные специальности, а то народу у нас всегда не хватает.

3

Дым от моего костра можно было заметить и со стороны моря, от устья Березовой; наверное, те двое, что шли сейчас к березняку, обратили на него внимание. Сначала они подошли к устью по берегу со стороны Ягодного, потом поднялись немного выше, и все время я видел их в бинокль. Они спрыгнули с обрывчика на болотистую низину, по которой пролегла старая колея от вездехода.

Колея начиналась метрах в пятидесяти от устья и шла по низине вдоль речки почти до самых столбов юкольника. Старая колея — еще с позапрошлого года, когда здесь работали косцы, заготавливающие сено для Оссоры, — но все еще глубокая. Местами в колее сверкала болотная вода.

Левый глаз у меня видел немного хуже правого, и я отрегулировал окуляры по зрению.

Это были геологи, в штормовках и болотных сапогах с закатанными голенищами. На одном из них сапоги были желтые — легкие японские сапоги с крупноребристым «протектором», я однажды долго таскал такие. Но они легко рвутся на камнях, поэтому пара черных сапог отечественного производства за шесть восемьдесят для геологов все-таки должна быть предпочтительней. Второй геолог нес рюкзак и ружье.

Да, это были геологи, я уверен в этом. Я немало их видел и смогу отличить геолога от негеолога, к тому же шел июнь — время поля. И Маркел…

Теперь можно разобрать, что геолог в японских сапогах был женщиной. Мужчина шел впереди и загораживал ее, но один раз она оступилась на узенькой колее, и я мельком увидел ее.

Вскипел чайник. Я достал из «нутра» сахар, галеты и маленькую ложечку. Потом заварил в стеклянной банке свежий чай и поставил на «стол». У меня были эмалированная кружка и стакан от пластикового термоса. Третьей посуды обычно не требовалось, когда мы пили чай с Маркелом. Пришлось свинтить с термоса еще и пластиковую кружку. Чайник я придвинул к костру, чтобы не остывал, и закурил. Запах чая смешивался с запахом табака, а дымки от костра, сигареты и парок из банки с заваркой тянулись в сторону хребта и таяли в воздухе. Утром, после ночного отлива, ветер менялся на противоположный. Шелестела листва, а невдалеке шептала речка.

Я опять взял бинокль. Фигуры геологов сначала исчезли за невысоким кустарником, потом показались снова. Теперь они были видны совсем хорошо и находились от меня на расстоянии негромкого оклика. Я различал рыжую щетину на угловатом лице мужчины и даже видел пуговицу на вельветовой кепке. Это был или геолог или рабочий геологической партии, который уже работал в поле и успел стать похожим на геолога.

Женщины опять не было видно, и я подождал, когда они подойдут к небольшому повороту колеи: тогда они повернутся немного боком и будут видны оба.

Женщина была среднего роста, ниже своего спутника почти на голову. Лицо либо загорело, либо смуглое от природы. Волосы спадали на плечи темным водопадом. Очень темные волосы, черные, они блестели на солнце.

Я почувствовал, как потяжелел в руках бинокль и изображение скрылось будто в тумане: видно, вспотели желтые фильтры на окулярах.

Я закурил новую сигарету от старой и повесил бинокль на сучок березы. Смотрел, как тает в воздухе дым от костра и сигареты.

Те двое уже поднимались по неприметной оленьей тропке в кедраче. Она вела в березняк и на самом верху была очень крута. Слышалось потрескивание травы и сухих кедровых веточек под их сапогами.

Сигарета догорела очень быстро и уже начала жечь мне пальцы. Я сделал несколько коротких затяжек и бросил окурок в огонь.

Над бровкой склона мелькнула вельветовая кепка, скрылась, потом снова показалась. Геолог поднялся на поляну березняка и обернулся вниз, где шла черноволосая женщина.

Я разглядывал его, облокотившись на ствол березы.

Он был плечист, широкая кость; такие работают грузчиками в находкинском морском порту, а не шляются с геологическими партиями.

Вельветовая Кепка обернулся и увидел меня.

— Привет, борода, — сказал он.

— Взаимно.

— Ништяк… Палатка, березы и костер.

— Почему ты не поможешь ей подняться? Тут круто для женщины.

— Сама умеет. Геолог небось.