Третий. Текущая вода

— Называй меня Флора, — мило молвила женщина, будто прочитав Студентовы мысли.

— А я Студент, — пробасил Студент. — Очень приятно!

Афанасий с изумлением посмотрел на Студента: не ожидал, мол, не ожидал, браво, Студент!

— А я знаю, кто за мной подсматривал, — лукаво усмехнувшись, сказала женщина.

Щеки Студента расцвели, будто маков цветок, и даже спине стало жарко. Женщина с любопытством посмотрела на него и чуть приметно и иронически улыбнулась.

— Мне нравится, как ты покраснел, — сказала она. — Мужественно покраснел, без всяких ужимок и отворачиваний.

Она откровенно рассмеялась, а Афанасий не знал, на кого смотреть: переводил взгляд то на Флору, то на Студента, крякал да поглаживал булат. Женщина еще раз пытливо всмотрелась в Студента, словно убеждаясь, что он краснел честно, без всякой липы, и сказали:

— Ну и истории с тобой случаются, уважаемый Студент. Мы продолжим наше знакомство, правда, Афанасий? Судно его вернется только утром, если вообще вернется: тут уж как повезет, поэтому приглашаю тебя в гости.

Афанасий подал ей телефон без шнура и розетки, который имел такой вид, будто его неделю назад изобрел Белл, а она сказала в трубку:

— Алло, Иван. У тебя все готово? Мы сейчас приедем.

Афанасий спрятал телефон во тьму.

— Транспортируй гостя, Афанасий. А я доберусь своим ходом.

Она поискала что-то на подлокотнике кресла, нажала кнопку с видом довольства, какое бывает на лицах у людей, впервые садящихся на мотоцикл: кресло взревело, зачихало, приподнялось над травой и рухнуло обратно.

— Ой! — испугалась Флора. — Ну и новая техника. У Ивана вечно что-нибудь не в порядке.

— Это зажигание, — определил Афанасий. — Свеча барахлит. А по мне так лучше пехом. Никогда не знаешь, как и где эта машинка поломается. Мне тебя прямо жаль отпускать каждый раз, когда ты собираешься лететь на этом гробу, мадам. Всего же лучше добрая коняшка.

— Вот ты и сделаешь, как предложил, — рассмеялась Флора.

Транспорт наконец завелся, повис над поляной, освещая туман посадочными фарами, потом поплыл, набирая скорость, и скрылся за деревьями. Все это было так необычно, что Студент стоял, разинув варежку, и забыл, что он находится уже наедине с Афанасием.

— Ну, чего ты? — услышал он сзади голос Афанасия и, обернувшись, увидел оседланную лошадь. Из-под папахи, косо насаженной на уши, торчал клок пегой гривы, завитой в кучерявый чуб, а на подпруге висела сабля.

— Туши костер, да поехали, — сказала лошадь.

Студент кивнул головой, решив ничему не удивляться, затушил костер, взгромоздился на коня, пнул его каблуками и сказал «н-ноо!».

— Я те дам «н-ноо!», — пригрозил конь-Афанасий. — Жокей нашелся! Не жми ногами, мне и так дышать нечем. Ты думаешь, это мне прямо счастье подвалило — возить таких прощелыг. У вас же у всех иммунитет, — бормотал он.

Конь напрягся, подскочил на несколько метров вверх, но мягко спланировал назад, видимо, тоже зажигание не ладилось.

— У меня, слава богу, зажигания нет! — забрюзжал он. — И посадочные огни мне не нужны.

Со второй попытки он все-таки взлетел, бормотнув про себя, что-де мешок с дерьмом и то легче, и понесся над вечерней местностью, разгоняя комариные стаи.

Пока они летели, Студент решил сжать зубы и не думать, будто с ним происходит что-то необычное. В самом деле, кто скажет, что лошади не летают? А Пегас? Другое дело, что в Пегаса превратился человек, но это уж как он хочет.

Недоверие его вызывало только появление в этом месте и при таких обстоятельствах Флоры. Нужно будет узнать, кто она такая и почему у нее есть уверенность, что она может появляться среди людей и производить на них свое впечатление. Бывает ли так? Студент знал, что бывает.

Поэтому он, сжав зубы, вошел вслед за Афанасием, в которого опять превратился конь, под низкие своды какой-то пещеры и не удивился ни капельки, когда попал в некий зал, стены которого мерцали при свете свеч. Еще на подлете он заметил, что пещера эта находится среди высоких гор, и с этого места можно было видеть, как светилось при свете луны море. Еще более далекие дали, превращаясь в серебристую дымку, сливались с ночной бархатной тьмой, лишенной покрова тумана. В этой тьме слышалось глухое гудение, мелькали огни, внизу, на глубине, казалось, сотни километров, сияло зарево не то огромных городов, не то промышленных центров, где бежали поезда, взлетали самолеты и мчались автомашины.

У камина возле одной из стен, переливающейся всеми цветами радуги, сидела за столиком Флора и наливала в чашечки дымящийся кофе или какой-то густой настой из трав, аромат его разносился по всей пещере.

— Милости прошу, — сказала Флора, — чай да сахар!

Студенту, который после ухи уже успел проголодаться, чай да сахар не показались выходом из положения, но отказываться не стал. Может, это так и нужно, кофе или настой в чашечках?

Он внимательно рассмотрел Флору, успевшую переобуться в мягкие меховые тапочки.