Читаем Третий. Текущая вода полностью

Она присела пониже и стала плескать на себя водой, и вода скатывалась с ее нагретой коричневой кожи — фр-р-р! Маленькие ее груди прыгали вверх-вниз, будто неизвестные Студенту птички. Потом женщина стала хлопать по воде ладонями и громко засмеялась. Кожа на ее спине натягивалась, отблескивая на солнце капельками брызг.

Из-под Студентовой ладони выскользнул мелкий камешек и с треском покатился по гальке. Женщина обернулась, поискала глазами по берегу. В подсвеченных бликами солнца глазах ее мелькнул испуг, губы приоткрылись и…

Студент окончательно струсил и со всех ног кинулся бежать. Тогда, в начале рейса, он не бегал еще так хорошо, как сейчас, но на короткой дистанции мог дать форы любому на судне, кроме, конечно, Поварихи.

Но, когда он еще только набирал крейсерскую скорость, ему пришло на ум, что это не та женщина, которая могла кричать, широко разевая рот. Это совершенно другая женщина, сообразил Студент, но возвращаться не стал. Ему сделалось стыдно, что он подсматривал за нею, будто последний развратник.


Теперь Студент сидел и думал, что он остался на этом диком берегу совершенно один, наедине с этой женщиной, светлым взором заглядывающей к нему в опустошенную душу. Тихая грусть поселилась сейчас в Студентовой душе, тихая грусть да ощущение бесконечного одиночества. Ничегошеньки ему уже не было страшно: появись перед ним хоть сию минуту Повариха с распахнутыми объятиями или затрещи сейчас кусты и ступи в круг света, отбрасываемого костром, всклокоченный божедом Казак с острой саблей в руке, — и тогда бы Студент не испугался бы.

Сон опять незаметно сморил Студента, перед его внутренним взором поплыли круги и радужные пятна.

Вдруг затрещали кусты, и в круг света от костра ввалился всклокоченный Казак с саблей в одной руке. Широкими движениями он разил саблей туман и сухие ветки…

Студент уже готов был испариться, но Казак буркнул:

— Сиди! Вот, дождался — гостей вожу таким говёшкам! Уф-ф-ф…

Он снял шапку и вытер ею потный лоб.

— Готова дорога, мать!

Казак обернулся к просеке и сделал хитрый реверанс: присел, попятился, подмел папахой землю, со смаком рубанул саблей воздух, чмокнул и поклонился.

…Студент чуть не упал. Дыхание у него остановилось, глаза полезли на лоб, а рот широко открылся: к костру из просеки, прорубленной Казаком, медленно приближалась та самая женщина, которую Студент видел купающейся в бухточке! Студент тайком ущипнул себя, но видение, если только это было видением, не исчезло: женщина была такой же реальностью, как и стоящий в полупоклоне Казачина.

Но что это стала за женщина!

У нее во лбу только звезда не горела; длинное до пят не то платье, не то туника с мерцающими блестками по сиреневому полю, открывающее одну грудь; на ногах туфельки с золотыми скаными пряжками; свободно рассыпанные по плечам темно-рыжие волосы забраны на лбу золотой диадемой. Губы она сложила в победную улыбку, а короткий вздернутый носик нацелился прямо на Студента. Он, между прочим, отметил, что ее, несмотря на рискованный и не очень по сезону туалет, не кусают комары. Они вообще куда-то исчезли.

Так как Студент оторопел, за дамой начал ухаживать Казак. Он вытащил из-за спины кресло с сафьяновой обивкой и, смахнув папахой невидимые пылинки, неуклюже пододвинул его женщине.

— Мерси, мадам, — произнес он изысканно и покосился на Студента; мол, вот как нужно.

«Мадам» села в кресло с такой простотой, будто ей сотню лет подносили кресла с сафьяновой обивкой и она удостаивала их своим вниманием. Милостиво улыбнувшись Казаку, она и его пригласила сесть, на чем стоял, одним важным движением руки. Казак, польщенный таким вниманием, благодарно наклонил русый чуб и уселся прямо на землю у ее ног.

— Здравствуй, Студент! — обратилась она к мумии, в которую минуту назад превратился Студент. — Ты меня разве не узнал?

— Э-э-э… М-м-г-ммм… — произнес Студент.

— Что-то ты не очень красноречив, — задорно сказала женщина. — Смотри, как бы с тобою не было скучно!

— Ослятя! — подтвердил Казак. — Оно разве умеет что сказать?

И он с преувеличенным вниманием принялся смотреть на Студента, как бы ожидая от того невероятной сообразительности и достойных такого случая слов, но так ничего и не дождался. Женщина, мельком взглянув на Казака, решила Студента выручить:

— Афанасий мне рассказал, как вы мило тут побеседовали. Ну, что ж, я очень рада, что вы смогли достигнуть взаимопонимания по ряду обсуждаемых вопросов.

Студент немного очнулся: ничего себе, он называет это «побеседовали»! Если он такой хитрый жук, может быть, он объяснит, какого именно «взаимопонимания» они с ним достигли? И что еще он наплел этой ослепительно красивой женщине?

— Э-э-э. Он действительно преподал мне урок географии. Ваш Афанасий в приличных случаю выражениях рассказал мне о Державе.

— А-а-а! — женщина рассмеялась. — Это его конек, любимая тема.

Афанасий почувствовал некоторое беспокойство и зашевелился, с угрозой посматривая на Студента.

Но Студент уже забыл про Афанасия, гораздо больше его стала занимать сама женщина. Интересно, как ее зовут?..

Перейти на страницу:

Похожие книги

Точка опоры
Точка опоры

В книгу включены четвертая часть известной тетралогия М. С. Шагинян «Семья Ульяновых» — «Четыре урока у Ленина» и роман в двух книгах А. Л. Коптелова «Точка опоры» — выдающиеся произведения советской литературы, посвященные жизни и деятельности В. И. Ленина.Два наших современника, два советских писателя - Мариэтта Шагинян и Афанасий Коптелов,- выходцы из разных слоев общества, люди с различным трудовым и житейским опытом, пройдя большой и сложный путь идейно-эстетических исканий, обратились, каждый по-своему, к ленинской теме, посвятив ей свои основные книги. Эта тема, говорила М.Шагинян, "для того, кто однажды прикоснулся к ней, уже не уходит из нашей творческой работы, она становится как бы темой жизни". Замысел создания произведений о Ленине был продиктован для обоих художников самой действительностью. Вокруг шли уже невиданно новые, невиданно сложные социальные процессы. И на решающих рубежах истории открывалась современникам сила, ясность революционной мысли В.И.Ленина, энергия его созидательной деятельности.Афанасий Коптелов - автор нескольких романов, посвященных жизни и деятельности В.И.Ленина. Пафос романа "Точка опоры" - в изображении страстной, непримиримой борьбы Владимира Ильича Ленина за создание марксистской партии в России. Писатель с подлинно исследовательской глубиной изучил события, факты, письма, документы, связанные с биографией В.И.Ленина, его революционной деятельностью, и создал яркий образ великого вождя революции, продолжателя учения К.Маркса в новых исторических условиях. В романе убедительно и ярко показаны не только организующая роль В.И.Ленина в подготовке издания "Искры", не только его неустанные заботы о связи редакции с русским рабочим движением, но и работа Владимира Ильича над статьями для "Искры", над проектом Программы партии, над книгой "Что делать?".

Афанасий Лазаревич Коптелов , Виль Владимирович Липатов , Дмитрий Громов , Иван Чебан , Кэти Тайерс , Рустам Карапетьян

Фантастика / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Cтихи, поэзия / Проза
Рассказы советских писателей
Рассказы советских писателей

Существует ли такое самобытное художественное явление — рассказ 70-х годов? Есть ли в нем новое качество, отличающее его от предшественников, скажем, от отмеченного резким своеобразием рассказа 50-х годов? Не предваряя ответов на эти вопросы, — надеюсь, что в какой-то мере ответит на них настоящий сборник, — несколько слов об особенностях этого издания.Оно составлено из произведений, опубликованных, за малым исключением, в 70-е годы, и, таким образом, перед читателем — новые страницы нашей многонациональной новеллистики.В сборнике представлены все крупные братские литературы и литературы многих автономий — одним или несколькими рассказами. Наряду с произведениями старших писательских поколений здесь публикуются рассказы молодежи, сравнительно недавно вступившей на литературное поприще.

Богдан Иванович Сушинский , Владимир Алексеевич Солоухин , Михась Леонтьевич Стрельцов , Федор Уяр , Юрий Валентинович Трифонов

Проза / Советская классическая проза