Слева от диспетчера лежали резинки, справа — карандаши. Впереди стояли громкоговоритель, часы, телефон.
Рогаткин пришел за несколько минут до срока передачи дежурства. Он всегда делал так, чтобы изучить положение на участке.
— Ну как? — спросил Рогаткин у диспетчера, склонившегося над графиком.
— Плохо, Петр Степанович! Зашиваемся. — Диспетчер забегал пальцами по листу. — Вот они, составы, стоят в затылок друг другу. Расшивать надо.
Рогаткин, близоруко прищурив глаза, посмотрел на график. Действительно, положение казалось безвыходным. Вечер — самое трудное время у диспетчера. Разъезжаются и служащие и рабочие с предприятий, заводы отгружают вагоны с дневной продукцией. Все новые и новые линии чертит на графике диспетчер. Хорошо, если линии идут прямо, как телеграфные провода. А там, глядишь, застопорился поезд, опоздал. Согнулась линия, стала поперек графика и все дело испортила. Наскакивают линии одна на другую, вихляют в сторону, и график весь в зигзагах — вкривь и вкось, как тетрадка ленивого ученика…
Диспетчер сдал смену и вышел.
Рогаткин остался один. Привычным движением провел он ладонью по графику, как бы желая на ощупь изучить расположение поездов. Левую ногу он положил на педаль. Педалью этой он регулировал разговор по селектору: прижмет ногу — его слушают, отпустит — он слушает.
Рогаткин взял остро отточенный карандаш, вызвал все станции своего участка и сказал:
— Диспетчер Рогаткин принял дежурство по движению поездов.
Рогаткин любил напряженную обстановку диспетчерской, в которой время измеряется секундами. Склонившись над графиком, он изучал положение, как командир изучает расположение войск на карте перед боем.
Рупор на разные голоса сообщал об отправлении поездов. Рогаткин по селектору соединялся со станциями, торопил составителей поездов, подгонял дежурных.
Разграфленный лист бумаги оживал, и, выпрямляясь, бежали по нему красные и синии линии.
Только начали выпрямляться линии, вот-вот, казалось, Рогаткин избавит станцию от «пробки» — пустит все поезда, а тут позвонили ему и передали приказ начальника дороги Чухнина: вместо пассажирского поезда отправить по главному пути маленькую дрезину.
Рогаткину было очень досадно, что помешали ему отправить пассажирский поезд и заняли пути дрезиной. Но приказ начальника обсуждать нельзя. Приказ надо выполнять.
И Рогаткин сказал в микрофон:
— Отправить дрезину по первому пути.
Правильно ли поступил начальник дороги, задержав скорый поезд из-за дрезины? Давай разберемся.
На железнодорожном транспорте существует железный порядок. Все поезда отправляются по старшинству: сначала пассажирские, потом товарные; в первую очередь те, что идут по расписанию, а во вторую — опоздавшие, или, как говорят, выбившиеся из графика.
Почему же вдруг дрезина оказалась главнее всех?
Ведь насчет дрезины с больной девочкой ничего в железнодорожных правилах не сказано. Как же это начальник дороги впереди всех поездов пустил дрезину? Почему он так поступил?
У нас есть наш советский закон, который говорит, что самый ценный капитал для нас не золото, не бриллианты, не деньги, а человек. А в железнодорожных правилах есть пункт, где сказано, что при особых случаях поезда и автодрезины можно пускать вне всякой очереди.
Вот начальник дороги и пустил дрезину с больной девочкой в самую что ни на есть первую очередь.
Но чтобы выполнить этот приказ, диспетчеру Рогаткину пришлось, ох, как поработать! Он торопил дежурных по станциям и машинистов. В диспетчерскую врывались взволнованные голоса из рупора. Однажды диспетчера позвал особенно громкий голос.
— Диспетчер?
— Я диспетчер!
— Почему не отправляете состав?
— Скоро отправлю!
— Время выходит! — торопили диспетчера.
Рогаткин вызвал к аппарату машиниста и предупредил его, что отправит поезд с опозданием и это опоздание надо нагнать в пути.
— Сможете? — спросил диспетчер.
Машинист подумал и ответил:
— Смогу!
Когда на мгновение умолк в диспетчерской рупор, Рогаткин позвонил к себе домой. Но где-то на линии оборвало провода. Это помешало диспетчеру услышать последние слова, сказанные ему в телефон.
А дома у диспетчера Рогаткина произошло несчастье. И он был отрезан от дома. Рогаткину захотелось вырваться из диспетчерской и побежать домой. Но в это время рупор позвал его:
— Диспетчер! Диспетчер! Диспетчер!.. — Казалось, рупор треснет от напряжения.
— Я диспетчер.
Он выслушал дежурного по станции и отдал команду. Он продолжал работать.
В это дежурство Рогаткин сумел вывести со станции все поезда и, кроме того, пропустить дрезину. Она ведь тоже занимала пути, и, пока не дошла до больницы, нельзя было отправлять скорый поезд.
В конце дня начальник железной дороги Чухнин позвонил в больницу и узнал, что операция у больной девочки прошла хорошо, опасность миновала. Потом начальник дороги пошел наверх, в служебное помещение вокзала. У двери в диспетчерскую он столкнулся с Рогаткиным. Начальник его остановил:
— Вы диспетчер Рогаткин?
— Я.
— Хорошо, что я застал вас до смены. Я хотел поблагодарить вас за прекрасную работу…