Тревожная осень

«Она дает мне понять, что после операции будет обыкновенная жизнь, как раньше. Низкий тебе поклон, секретарь профессора Майера», – подумал Дымов.

– А мы в надежных руках, Андрей Семенович, – сказал довольный Жизнев. – Молодец! До чего заботливая.

На следующее утро ровно в 7.55 они подъехали к урологической клинике. Подходя к конторке администратора, увидели стоявшую к ним спиной даму, от взгляда на точеную фигурку которой у обоих перехватило дух.

– Однако, – сказал Жизнев, – кроме урологических операций профессор Майер, по всей видимости, неплохо разбирается и в кадровых вопросах.

Когда они подошли, женщина повернулась, и они поняли, что ей, наверное, за шестьдесят. Но какая фигура! А еще роскошно вьющиеся белые волосы и, главное, огромные бездонные голубые глаза, излучающие доброту и приветливость.

– Здравствуйте, господа, – обратилась к ним женщина на хорошем английском. – Вы, наверное, господин Дымов и господин Жизнев?

Получив утвердительный ответ, она представилась:

– Я секретарь профессора Майера. Рада вас видеть. Надеюсь, вы добрались нормально и хорошо устроились?

– Конечно-конечно, – поспешил включиться в разговор Андрей Семенович, – все хорошо. Но самым приятным впечатлением вчерашнего вечера была ваша забота о нас и обо мне лично, – искренне сказал он. – И спасибо за ресторан: шницель и граппа были восхитительны. Если бы не бдительность моего доктора, я бы нанес гораздо больший урон запасам этого чудесного напитка в рекомендованном вами заведении.

Так, непринужденно болтая, они заполнили все необходимые документы.

– Кстати, – сказала фрау Кирштенмайер, – я уже несколько дней сохраняю за вами лучшую палату. В ней вам будет удобно коротать время после операции.

– А телефон там есть? – спросил Андрей Семенович.

– Конечно. И вообще, у вас будет все, что пожелаете. Телефон дадут, как только вы проснетесь после операции, в реанимационном отделении. Вы ведь должны позвонить домой и сообщить вашей супруге, что все позади и все прошло хорошо.

«Черт возьми, – подумал Андрей Семенович, – она все время внушает мне, что жизнь после операции будет точно такой же, как до нее. И главное, что жизнь будет. Вот молодец, баба. Ей бы психотерапевтом работать».

Ему вспомнился Юрасик и то, как он говорил, что дружит с больными вне зависимости от того, сколько им осталось. Хорошенький контраст, ничего не скажешь! На мгновение ожили воспоминания о тех жутких выходных, выжигавших дотла сознание и душу. Усилием воли Андрей Семенович избавился от них.

– Теперь, господин Дымов, нужно сделать несколько анализов, – улыбаясь, сказала фрау Кирштенмайер. – Идемте, я провожу, иначе вы можете тут заблудиться. А потом вас примет профессор Майер.

Часа через два, «отанализированные», как выразился Жизнев, они заняли передовую позицию у дверей, гордо украшенных табличкой с надписью: «Доктор медицины, профессор Майер».

Андрей Семенович впал в оцепенение. Мысли в его голове проносились со скоростью курьерского поезда, и остановить их, вдуматься не было ни сил, ни желания. Вроде бы он сделал все, что от него зависело. Наконец, впервые после сентябрьского звонка Жизневу, распахнувшего новую, не самую веселую главу в его жизни, можно ничего не делать и никуда не торопиться. Наверное, он действительно сделал все возможное. Вероятно, не так быстро, с излишней суетой и истеричными метаниями от врача к врачу, от одного дела к другому, но сделал же. И честно заслужил право на краткосрочную нирвану – сидеть в оцепенении и хотя бы пятнадцать минут ни о чем не думать.

Вскоре дверь профессорского кабинета отворилась, и из нее вылетел пожилой немец с безумными от счастья квадратными глазами. Он быстро заговорил по-немецки с фрау Кирштенмайер. Андрей Семенович понял только, что PSA у немца ноль и что он очень «цуфридн», что соответствует русскому понятию «рад».

Андрей Семенович хотел спросить у Жизнева, что такое PSA ноль, но не успел: их пригласили к профессору.

Господин Майер оказался плотно сбитым крепышом невысокого роста лет шестидесяти. Внешность профессора можно было бы назвать обычной, если бы не его руки. По ним чувствовалось, что их хозяин немолод, но они вполне могли быть руками и борца, и скрипача. Снова вспомнилась фраза Жизнева: «Мы в надежных руках». Хотелось сказать: «Ну и провидец же вы, Александр Владимирович!»

Далее все пошло в рамках устоявшихся традиций: приветствия, рукопожатия, обмен визитками. Затем профессор перевел разговор на сугубо деловые рельсы.

Жизнев развесил на демонстрационной доске так дорого стоившие Андрею Семеновичу снимки, которые сделал Юрасик, положил на стол перед профессором анализ крови и результаты биопсии. Профессор внимательно посмотрел и данные биопсии, и анализы, только что сделанные в его клинике, предложил Андрею Семеновичу раздеться и лечь на диван.

Александр Владимирович, которого Дымов заранее попросил обратить внимание профессора на Юрасиковы снимки, начал что-то говорить Майеру. Профессор на секунду взглянул на них и, почти брезгливо отмахнувшись, уже с нетерпением предложил Дымову улечься на «пыточную» кровать.