Если бы страхолюдный мужик зарычал по-звериному, Аня не удивилась бы, но он вполне миролюбиво спросил довольно приятным голосом, хотя и коверкая слова:
– Что тебе, девочка? Ты заблудилась?
От неожиданности у Ани из головы разом вылетела загодя приготовленная речь и она, непонятно зачем, пробормотала:
– Да.
– Деревня в той стороне.
Фиоп указал пальцем на Анину лыжню, тонкой ниткой тянущейся вдоль леса, и чуть иронично скривил губы, изображая усмешку.
Не успела Аня собраться с мыслью для ответа, как прямо перед её носом дверь захлопнулась.
От досады она чуть не взревела в голос, но смолчала – плакать была не приучена. За любой каприз у бабы Кати был разговор короткий – добрый подзатылок, а других людей, кто мог бы её утешить, на свет ещё не народилось.
Стучать снова казалось стыдным, а сидеть под окнами, ожидая милостыни – замёрзнешь. И, немного подумав, Анюта остановила взгляд на полусобранной поленнице дров, прислонившейся к щелястому сараю.
«Буду собирать дрова, авось хозяева хоть корку хлебушка вынесут. Уж не звери же они», – подумала Аня, сглотнув голодную слюну.
Полено за поленом, дрова послушно ложились ровными рядами. Поленница росла, солнце поднималось, и, хотя девочка чувствовала, что выбилась из сил, упрямо продолжала работать. Последнее полено она уже поднимала с трудом, обречённо слыша, что из дома не донеслось ни звука, а в чисто вымытом окне не промелькнула ни одна тень. О том, что хозяева на месте, говорили лишь фырчание лошади в конюшне да поскрипывание раскрытой настежь калитки.
– Ну и пусть, – прошептала Аня и, сгорбившись, принялась привязывать к ногам лыжи.
Она так вымоталась, что ее не пугала даже возможная встреча с волками. Усталость притупила голод, и всё, чего ей хотелось, это глоток воды да тёплая печь – больше ничего не надо.
– Девочка, подожди!
Уже знакомый голос донёсся словно ниоткуда. На крыльце никто не стоял, окна плотно заклеены на зиму. Что за чудо?
Подняв глаза кверху, Аня увидела, что Фиоп свешивается с крыши дома, зацепившись двумя ногами за печную трубу. Как он туда забрался – уму непостижимо. Застыв с раскрытым ртом, она проследила, как чернокожий ловко соскользнул вниз, держа в руке гирьку для прочистки дымохода.
– Идём… Ком… Ком…
Аня непонимающе уставилась на говорившего, но потом до неё дошло, что мужчина приглашает её войти в дом.
Жестом показав, как хлебают ложкой, он втянул Анюту в сени, крашенные зелёной краской, а оттуда ввёл в небольшой закуток у печи, пышущей жаром.
Вокруг широкого господского стола витал аромат томлёной кислой капусты и жареного мяса.
От дивного запаха у оголодавшей Ани закружилась голова, а ноги под коленками подогнулись сами собой.
– Садись.
Чёрный мужик скинул кургузый тулупчик волчьего меха и, как заправская стряпуха, выставил перед Аней миску дымящихся щей, из которой торчала заячья ножка. Выложив рядом с миской красивую серебряную ложку, он пристроился напротив и, совсем как баба Катя, подпёр рукой щёку.
– Меня зовут Нгуги. А тебя?
«Аня», – хотела ответить Аня, но промолчала, потому что рот был занят необычайно вкусными щами, тающими на языке.
Похоже, по голодному виду нежданной гостьи Нгуги понял – ей не до разговоров, потому что надолго замолчал, лишь изредка кидая на неё понимающие взгляды.
Доедая суп, Аня уже клевала носом и, когда Нгуги снова завел разговор, что-то невпопад ответив, вскользь подумала, что надо бы открыть глаза и поблагодарить за хлеб-соль, но не открыла, а только покрепче зажмурила. Двигаться не хотелось, тем более что ноги и руки отказались слушаться, их стали оплетать мягкие травы, а над головой зашумела ветвями берёзовая роща.
Где-то далеко-далеко, в глубине сна, Аня услышала шум льющейся воды и тихие людские голоса. Попыталась распахнуть глаза, но веки оказались словно накрепко зашиты суровыми нитками, и она снова упала в мягкую пропасть.
Проснулась она от чужого пристального взгляда и обнаружила, что лежит на лавке с подушкой под головой, а в кресле рядом сидит незнакомый лысый мужчина и не мигая смотрит прямо на неё.
«Дикий Барин», – мгновенно догадалась Аня.
От мрачного вида хозяина и напряжённой позы исходила невидимая враждебность. Ане даже показалось, что за спиной он прячет руку с хлыстом, чтобы ударить им по лицу нахальную девчонку, пролезшую в дом.
Неловко путаясь в юбке, Аня села, ожидая удара. Лицо барина было так близко, что она смогла подробно разглядеть рябинку возле круглого носа, изборождённый морщинами лоб, серые глаза, прикрытые набухшими веками, широкий рот, с крепко стиснутыми губами.
Он скомандовал:
– Пошла вон.
К такому обращению Аня давно привыкла. Она встала, безропотно поклонилась и пошла к двери, жалея лишь о том, что вернётся к бабе Кате с пустыми руками.
– Подожди. Как звать? Зачем пришла?
Уже держась за ручку двери, Аня обернулась и еле слышно прошептала:
– Пришла на работу наниматься. Помираем с бабкой от голода. А звать меня Аня.
– Анна?
Лицо Дикого Барина дёрнулось, словно от удара по затылку. Он задумчиво повторил:
– Анна, Анна, Анна, – и вдруг резко позвал слугу: – Гуга, иди сюда.