Три Анны

Разговор о каторжниках и бабы Катино предупреждение внесли разлад в Анину душу.

То, что убийцей может оказаться Дикий Барин, её не удивляло, тем более если Нгуги предупредил, что барин со странным именем Масса – умалишённый.

Человек с таким тяжёлым взглядом и злым лицом, наверное, запросто может хватить топором по голове. Но неужели добрый чёрный Нгуги, угостивший её томлёными щами, тоже преступник и душегуб?

Аня никогда не предполагала, что может увидеть настоящих каторжников, да не где-нибудь далеко, а рядом с собой. Мало увидеть – пойти к ним жить и прислуживать.

«Может, не ходить? Остаться с бабой Катей, да ходить по деревням в поисках милостыни? – думала она, лёжа на лавке в тёплом закутке. – Хотя побирушкам нынче никто не подаст. У самих, поди, последнее яичко, да и то к Пасхе припасено».

Весна на дворе – самое голодное время. Гадай не гадай, а по всему выходит, идти ей в услужение к каторжникам, себя да бабу Катю кормить. Боженька милостив, авось не убьют и не искалечат.

Утром, чуть свет, она была уже на ногах, и едва солнце приподнялось над причёсанными ветром сосновыми вихрами, стучала в знакомую дверь:

– Дяденька Нгуги, дяденька Нгуги, отвори. Я пришла.

На этот раз дверь приоткрылась почти сразу, выпустив оттуда откормленного кота, чёрного, как декабрьская ночь.

– Дяденька Нгуги, – робко позвала Аня, но ответа не дождалась, проводив взглядом кошака.

Он словно понял, что на него смотрят и, задрав хвост трубой, лениво дал круг по небольшому дворику.

Присев на корточки, Анютка протянула руку:

– Кис, кис, кис. Как тебя зовут?

Презрительно фыркнув, кот вскочил на поленницу и принялся драть когтями полено, зазывно урча на все лады.

– Весну чует, – сказал над Аниной головой голос Нгуги. – Звери умеют разговаривать с солнцем. Не то что мы, люди.

Он очень смешно выговаривал букву «ю», и вместо «люди», Ане послышалось «льюди».

Слово звучало ласково, как журчанье ручейка, и Ане подумалось, что злой каторжник не может разговаривать так по-доброму. Наверняка Нгуги хороший, а на каторгу попал случайно. Может быть, когда-нибудь он расскажет ей об этом. А сейчас надо начинать работать, а то масса рассердится.

Поднявшись с колен, Аня переступила с ноги на ногу и попросила:

– Дяденька Нгуги, приказывай, что делать. Я всё умею.

Блестящее, словно намазанное маслом, лицо чернокожего расплылось в улыбке. Он взял Анютку за плечо и втянул в дом:

– Хозяин ещё спит, а ты поешь пока. Хочешь есть?

Аня хотела соврать, из приличия отнекавшись, что сыта по горло, но вдохнула с мороза крепкий запах свежезаваренного чая – и согласилась.

Знакомым путём они прошли к столу, уселись на длинную лавку, застланную чистым половиком, и Нгуги протянул Ане добрый ломоть хлеба, политый льняным маслом и густо присыпанный солью:

– Кусай!

Такой вкуснятины Анютка не ела с Покрова, когда у них с бабой Катей стали стремительно заканчиваться съестные припасы. Неурожайный год придавил голодом всю округу, и мука в кадке таяла на глазах. Пытаясь растянуть съестные припасы, хлеб баба Катя не пекла, делая из ржаной мучки сероватую болтушку на колодезной воде. Раскрошили в кипяток луковицу, загустили щепотью-другой муки – и ешь. И той еде бывали радёхоньки. Говорят, в городе и вообще голод до смертушки.

Будто прочитав её нехитрые мысли, Нгуги протянул руку к плите и, не вставая с места, снял с круга медный чайник. Достав чашку, плеснул чайку, подбодрив засмущавшуюся Аню:

– Ты не стесняйся. Ешь, пей, будем как родные. У нас в Кении всё племя – одна семья.

В подтверждение своих слов Нгуги так сильно тряхнул головой, что колобашки в его длинных ушах звучно стукнулись друг о друга.

Не удержившись, Аня прыснула и сразу же услышала в ответ мягкий хохоток.

С этой минуты они с Нгуги подружились.

Дикий Барин не показывался. Он сидел взаперти в одной из комнат, и Нгуги предупредительно приложил палец к губам:

– Масса занят. Не шуми.

Аня и не шумела. Ступая на цыпочках, она как собачонка ходила за чернокожим, внимательно слушая его пояснения.

В доме Аня насчитала три комнаты.

– Здесь гостиная, – через дверь с бордовыми занавесками по сторонам Нгуги протолкнул её в небольшую комнату, скромно, но по-городскому обставленную. Стол, крытый несвежей льняной скатертью, узкий шкаф в простенке между окошками да длинный диван.

Аня сразу подумала, что скатерть надо срочно выварить в щёлоке, со шкафа вытереть пыль, а диванчик как следует выколотить на морозе.

– Я сплю на печке, там теплее. У нас в Кении всегда жара, не то что здесь, в России, – продолжал объяснять Нгуги, то и дело тыча пальцем то налево, то направо. – Это комната масса.

Вытянув с порога шею, Анюта окинула взглядом узкую железную кровать с тонким матрацем, застеленную зелёным солдатским одеялом и низкую тумбочку, на которой лежала толстая книга.

Туго натянутое на кровати покрывало подсказывало Ане, что здесь её рука пока не требуется.

– А вот туда заходить без разрешения нельзя. Иначе… – что будет иначе, Нгуги не договорил, но Ане стало ясно, что свой нос за закрытую дверь, где заперся хозяин, лучше не совать.