Три Анны

Преодолев робость, Аня перешагнула через порог, по привычке занесла руку перекреститься на икону в углу, да и замерла, не донеся до лба сложенные в щепоть пальцы.

Вместо иконы к стене была приколочена липовая доска с портретом юной девушки, чёрными штрихами выжженным на мягком дереве.

Девушка на портрете была хороша, словно летящая над озером птица – стремительная и лёгкая, напоённая солнечным светом и ветром. Не отводя глаз, Аня смотрела на неё и не могла насмотреться, а переведя глаза чуть вниз, вздрогнула от ужаса: под прекрасным портретом тяжело покачивались на крюке ржавые кандалы с полурасстёгнутыми браслетами.

– Садись сюда, – резкий голос хозяина оборвал её мысли.

Аня присела на краешек стула, исподволь разглядывая кабинет, с пола до потолка заставленный полками с книгами. Ничего лишнего. Письменный стол с подсвечником, чернильница с медной крышкой, Аня видела такую у лавочника, удобное кресло и самодельная табуретка, как видно, принесённая специально для неё.

– Будешь звать меня Алексей Ильич, – хрипло сказал хозяин, и Аня вдруг увидела, что у него только одна рука. Правая. А вместо другой свисает пустой рукав, заправленный в брючный ремешок.

Он поймал её взгляд и, криво усмехнувшись, пододвинул по столу лист чистой бумаги. Взял в руку перо, обмакнул в чернильницу и плавно вывел на листе крупные буквы. Букв оказалось много. Аня насчитала их тридцать три. Не отрывая глаз, она следила за кончиком пера, недоумевая, зачем хозяин пишет и пишет. Но исписав почти целый лист, он вдруг остановился и сказал:

– Запоминай. Эта буква «аз», эта – «буки», дальше идут «веди», «глаголь» и «добро». Поняла?

Хотя Аня ничего не поняла, она не осмелилась перечить и утверждающе кивнула:

– Да.

Неожиданно Алексей Ильич разозлился:

– Что да? Что да? Повтори, что я сказал!

Единственной рукой он хлопнул по столу так крепко, что чернильница подпрыгнула, а ручка покатилась по бумаге, оставляя брызги чернильных слёз. Отпрянув, как от удара, Аня растерянно залопотала, глядя на свои коленки, обтянутые застиранной юбчонкой:

– Аз, веди, добро…

Она не понимала, зачем хозяин заставляет повторять буквы, написанные на бумаге. Может быть, хочет над ней поиздеваться или посмеяться. Зачем?

Её взгляд медленно переполз с колен на кандалы, и Аню осенило: наверное, это какая-нибудь злая каторжная забава. Не зря Нгуги сказал, что хозяин умалишённый…

Новый окрик заставил её оставить думы и внимательно вглядываться в палец Алексея Ильича, водящий по бумаге:

– Повторяй за мной, бестолочь: аз, буки, веди, глаголь, добро. Аз, буки, веди, глаголь, добро.

Пытка продолжалась до тех пор, пока Аня твёрдо не уяснила название каждой буквы. Когда она вышла из кабинета, чтобы сварить обед, её зубы отбивали мелкую дробь, а руки и ноги тряслись, будто она перестирала бельё у доброй половины деревни.

«Правильно говорила баба Катя – девкам учиться вредно. Теперь понятно, почему грамотных никто замуж не берёт. Кому нужна жена, которой в голову забиты такие глупости, как этот дурацкий алфавит? Хорошей жене что надо? – Она принялась загибать пальцы. – Уметь стряпать, прясть, вязать, шить, на огороде работать, детей растить, за скотиной ходить, косить, снопы вязать, баню топить, холсты белить, чисто убирать, капусту квасить».

Пальцы на руке давно закончились, и Аня подумала, что любой бабе хватит и тех дел, что она назвала, а если это всё справлять, то на чтение времени точно не останется. Хоть разумей она грамоту, хоть нет. Но раз уж хозяин хочет, чтоб она училась – никуда не денешься. А то выгонит вон, как шелудивую собачонку, а себе другую работницу наймёт. Одна надежда, что авось Дикий Барин скоро натешится, наиграется и прекратит её зря учить.

В этот день всё валилось у Ани из рук. Не радовал даже Нгуги, сновавший по дому со скоростью ветра и задорно подмигивающий ей то одним, то другим глазом. Единственно, что доставляло удовольствие – однорукого хозяина она больше не видела. Обед Нгуги отнёс к нему в кабинет, а когда Алексей Ильич прошёл через кухню на улицу, она успела спрятаться за кадушку с водой.

На всякий случай, если вдруг вечером мучитель захочет заставить её повторить буквы, Аня старалась держать азбуку в уме, но буквы быстро выветривались из памяти, расползаясь во все стороны. Они представлялись Анюте диковинными зверюшками, которых надо собрать в кучу, а потом выстроить по порядку.

Буква «А» виделась похожей на длинноногую цаплю, «Б» напоминала пузатую белку с загнутым над головой хвостом. Противная «В», как выдра, норовила ускользнуть в конец алфавита, а буква «С» хрюкала свиным пятачком.

От расстройства, что она никак не может освоить грамоту, Анюта даже поплакала, найдя укромный уголок в кладовой. Постепенно успокаиваясь, она принялась читать молитву Богородице, горячо прося Заступницу Небесную не оставить её без помощи, и вразумить, и защитить, и ниспослать терпения в такой тяжкой напасти, как грамота.