Три дочери

– Надо было оружие с собою взять, – пробурчал водитель, вздохнул, жалея самого себя, – не дотумкал я.

Проехав с полкилометра, он остановил «эмку» и, заглушив мотор, выскочил из кабины.

– Вы чего? – встревоженно спросила Елена.

– Да земля дрожит, будь она неладна. Такое впечатление, что впереди идут танки. Не нарваться бы.

– Надеюсь, Бог поможет – пронесет…

– У нас ведь так все устроено – на Бога надейся, но сам не плошай, – шофер неожиданно сощурился колюче. – А вы что, верите в Бога?

Елена не ответила. Время было такое, что в ее конторе считали – Бога нет и если кто-то утверждал обратное, тому человеку не завидовали. Но большинство людей в Бога верило, хотя и не признавалось, – в этом Елена была уверена твердо, – сама она в Бога верила. И комсомольский значок этому не был помехой.

– М-да, жаль, что у нас нет оружия, – вновь пробормотал водитель с досадою, – это мне наука на будущее. И не только мне, – он покосился на Елену, нажал ногою на стартер, – вам тоже…

До самого Назарьевского им не встретилось ни одной машины, только редкие группы усталых, в просоленных обелесевших гимнастерках красноармейцев.

Едва «эмка» затормозила у дома Егоровых и огрузла в пыли так плотно, что ее не стало видно – накрыло с верхом, как на крыльцо выскочила Солоша, суматошно, по-птичьи завсплескивала руками. Елена, распахнув дверь «эмки», кинулась к ней:

– Ма-ама!

Солоша обхватила ее руками, постаралась прижать к себе, но куда там, дочь была на голову выше матери, такую не обхватишь и не прижмешь… Солоша заплакала.

– Ты чего, мам? Я ведь за тобой приехала.

– Нам сказали, что уже сегодня в деревню войдут немцы.

Услышав это, Елена заторопилась:

– Быстрее, мам! Давай сюда Иришку!

– Иришка уже готова. Вещи сложены и перевязаны.

– Разворачивайте машину! – велела Елена, водителю. – Быстрее! – схватила в охапку показавшуюся на крыльце Иришку, бегом отнесла ее в «эмку», усадила на кожаное сиденье позади водителя, потом хлопнула ладонью рядом: – Садись сюда, мам.

Перевязанный мешок с вещами бросила за спинку сиденья, проверила, не высыпалось ли чего из горловины, самовар, замотанный в старый рушник, поставила вниз, в ноги.

– Ну что, едем? – нетерпеливо поинтересовался шофер. – Пора уже…

– Едем, едем, – Елена глянула в последний раз на отчий дом, повернулась к Солоше, втиснулась коленками в переднее сиденье: – Мам, тебе как, удобно?

– Удобно, – пробормотала довольно Солоша, – очень даже удобно.

– Тогда вперед! – скомандовала шоферу Елена.

«Эмка» взвыла мотором, подняла столб пыли и, набирая скорость, кренясь на ухабах, покатила по длинной деревенской улице. Солоша платком промокнула выступившие на глазах слезы.

Иришка, вцепившись руками в сиденье, вглядывалась в окошко «эмки», крутила головой, охала восхищенно – на такой роскошной машине она ехала во второй раз.

– Мам, можно я к тебе пересяду, – попросилась она, – на передний диван?

– Не диван, а сиденье…

– Ага, на сиденье.

– Нельзя, маленькая.

– Почему, мам?

– Нас будут проверять патрули, дяди с винтовками, очень сердитые – ругаться будут, а тебя вообще могут забрать.

Иришка прикусила язык: с «очень сердитыми дядями» связываться не хотелось.

Дорога на Волоколамск была по-прежнему безлюдной, настороженно-тихой, такая дорога всегда вызывает у человека душевное щемление.

– Не прорвались бы немецкие танки, – опасливо пробормотал шофер, – тогда нам хана.

Он приподнимался на сиденье, заглядывал то в одно окошко, то в другое, встревоженно выворачивал голову, глядя назад, на Елену старался не смотреть – она, только она была виновницей этой опасной поездки, что очень злило водителя.

Но танков, – ни наших, ни немецких, – «эмка» не встретила. Волоколамск миновали благополучно, машину даже не останавливали для проверки документов и скоро наши путники очутились на запруженном техникой, плотно забитом людьми шоссе, ведущем в Москву.

«Эмку» провожали недобрыми взглядами, люди понимали, что в этой начальнической машине едут люди, которые сами начальниками не являются, но к начальству имеют самое прямое отношение.

Утром Елена Егорова узнала, что в село Назарьевское вошли немецкие танки – недаром водитель «эмки» так нервничал и крутил головой, высматривая, не прячется ли под каким-нибудь кустом вражеский танк со снарядом, забитым в ствол орудия.

Чутье у всякого хорошего солдата должно быть вживлено в кровь, у Елены этого чутья не было, – значит, и солдат из нее был плохой.

В поездке в Назарьевское она не танков боялась, не немцев с автоматами, а самолетов, и еще ситуации – как бы не перерезали дорогу в село.

Это – единственное, что было для нее страшно – все остальное уступало страху за мать и дочь.

Военная Москва была суровой – днем и ночью по улицам ходили патрули, заглядывали на зады магазинов, во дворы и глубокие подворотни, ловили мародеров, дезертиров, воров, расстреливали без суда и следствия, трупы выволакивали на улицы, на видное место и оставляли там.