«Татьян, а вы где? Там Света в истерике, вы ей очень нужны. Вы сейчас можете поехать домой?»
«Поеду, когда освобожусь», – вяло набрала я.
«Татьяна, давайте быстрее, я вас прошу. Не оставляйте ее одну. Вы уже выбрали этот путь, надо идти до конца, вы справитесь, пожалуйста, не оставляйте ее одну. Когда вы будете дома?»
«Скоро», – написала я и заблокировала телефон.
Затем пришло сообщение от Лизы:
«Таня, приезжайте, пожалуйста, к Свете. Неизвестно, доживет ли она до утра».
Бармен Дима, обновляя мне виски с колой, увидел, что слезы градом текут по моим щекам. Второй бармен, Денис, тоже это увидел и подлетел ко мне со словами:
– Танюх, Танюх, ты чего? Что случилось?
Я подняла на них глаза. Их силуэты расплывались сквозь замутненный алкоголем и слезами взгляд. Я набрала в грудь воздуха, и вся боль, скопившаяся за эти месяцы, вылилась на них в крике:
– Я ХОЧУ, ЧТОБЫ МОЯ ПОДРУГА УМЕРЛА! Я ПЛОХОЙ ЧЕЛОВЕК?!
Галлюциноз
Мне было очень плохо, и я совершенно не представляла, каково тогда приходится Свете. Чтобы это представить, я пыталась брать мое психическое состояние и умножать в голове на десять.
Как-то одним июльским днем Света сидела на кухне, смотрела в пустоту и кричала на одной высокой ноте. Сейчас ей было особенно плохо. На ее плече гнил некроз, а полиневрит превратил ее существование в одну сплошную боль. Ни я, ни она не спали уже сутки. На часах было пять утра. Я пыталась привлечь ее внимание:
– Света! Посмотри на меня! Совсем больно? Света!
Света медленно перевела глаза на меня. Внезапно она жутко и громко засмеялась, вытянула руку, взяла другой рукой свой мизинец и с оглушительным хрустом переломила его пополам. Верхняя фаланга пальца неестественно выгнулась наружу, размякла и обвисла.
Меня затошнило. Я видела уже многое: кровь, Светины некрозы, порванные вены. Я постоянно убирала за ней мочу. Но переломанный на моих глазах палец оказался тем уровнем ужаса, который мой мозг отказался переваривать. Хруст эхом отдавался у меня в голове, и я запомню этот звук на всю жизнь. Еще долго я буду закрывать глаза, слышать этот хруст и видеть перед собой обмякшую фалангу пальца.
Я захотела просто встать и выйти в окно. К сожалению, мы жили на втором этаже, и так я бы просто чуть более быстрым путем сбегала за сигаретами.
Подавляя рвотный рефлекс, я начала вызывать «Скорую помощь». Света вскочила и выбила из моих рук телефон. Я отшатнулась в ужасе.
– Не надо, – прошипела она.
Фаланга висела на кости как старая тряпка. Палец мигом опух и почернел. Я собрала воздух и на выдохе сказала:
– Тебе срочно нужен врач. Ты же руку не восстановишь.
Светино лицо исказилось в жуткой улыбке. Заскрипев зубами, она сквозь боль выговорила:
– Я сейчас сама поеду в травмпункт. Все хорошо. Извини. Я не справилась. Все хорошо. Все будет хорошо.
Я плохо помню, как Света собралась и уехала. Помню только, как ходила из комнаты в комнату, пытаясь переварить случившееся. Мой телефон лежал на кухне, в углу. Там, куда он отлетел, когда Света выбила его из моих рук.
Я пошла в ванную умыться и увидела в зеркале свое отражение. Мои глаза были распахнуты так, словно еще немного, и они вылезут из орбит.
Вскоре я собралась с силами и подняла с пола свой телефон. Нужно было связаться со Светой. Я увидела несколько сообщений от Глеба Когановича:
«Таня, Таня. Света мне написала. Это ужас, но главное: не оставляйте ее одну».
«Поздно. Она в травмпункт уехала».
«Как?! Она не найдет его. Она совсем в плохом состоянии психическом. Она сходит с ума».
«Я заметила».
Глеб Коганович скинул мне скрины Светиных сообщений ему. Она писала: