Читаем Три года в аду. Как Светлана Богачева украла мою жизнь полностью

Так что утром двадцать пятого мая я, увидев огромное количество пропущенных вызовов от Лизы, просто перевернула телефон экраном вниз и пошла играть в приставку. Разговаривать с ней мне не хотелось от слова совсем, и было даже неинтересно, что она пишет. Тем более что сейчас Света спала и можно хотя бы немного передохнуть. О каком-то полноценном отдыхе в июне, конечно, не было и речи – я должна была быть со Светой все время.

Где-то через час мне стало стыдно за свое равнодушие, и я решила проверить сообщения от Лизы. Среди кучи пропущенных звонков были сообщения:

«Говорила с неврологом сегодня, судя по ЭЭГ, мы ее буквально пытаем. Она категорически настаивает на прекращении лечения. Я, если честно, тоже начинаю думать, что это слишком жестоко, хотя эффект по МРТ хороший. Вы здесь лучше всех представляете, как ей лучше. Подскажите мне, пожалуйста».


Пропущенный звонок 10:17

Пропущенный звонок 10:20


«Я все больше склоняюсь к тому, чтобы закончить».


Пропущенный звонок 10:28


«Простите, мне что-то нужно решить сейчас».

Прочитав, я схватила телефон и быстро начала набирать ответ:

«Ни в коем случае не прекращайте. Она справится! Ни в коем случае!»

«Это издевательство, Тань. У нас среда – пятница – воскресенье – вторник. В среду я не знаю, что там от нервов останется. Подумайте, может, правда стоит смириться и дать человеку покой? Меня просто все отговаривают, у нее невозможный уровень побочных эффектов. Это бесчеловечно. В общем, это очень тяжелое решение, но я это заканчиваю. Так нельзя. Я старалась. Но это за гранью. Она живет в аду».

«Стойте!»

Внутри меня все горело. Как ты смеешь писать мне такое, пока твоя пациентка спит в соседней от меня комнате! Как это вообще возможно?! Я поспешно написала:

«Стойте, прошу! Она выживет! Дайте ей шанс!»

«Это садизм».

«Садизм – все закончить сейчас!»

«Она-то как хочет?»

«Она хочет идти до конца, конечно!»

«Ладно, черт с вами. Продолжаем. Накормите ее сегодня».

«Хорошо! Спасибо вам!»

«Не уверена, что это прям добро, но раз она хочет… Пытаем дальше».

Для меня было нонсенс, что врач пишет мне о желании прекратить химиотерапию для своей пациентки.

«Лиза, вам бы развеяться! Честное слово!» – ответила я.

«Простите, это больше истерика, но я чувствую себя извергом. Продолжаем. Простите. Я всегда была слишком эмоциональной… Кстати, у нас тут в подвале онкологической больницы котенок родился. Сможете забрать? У вас же вроде уже есть и кошка, и собака».

«Не смешно) Конечно нет. Мы не можем себе позволить кошку».

Позволить кошку мы себе и правда не могли. Светины деньги давно закончились. Она собирала на лечение себе в двух своих больницах. В частной клинике, где подрабатывала анестезиологом, и в 17-й детской, где работала реаниматологом недоношенных новорожденных. Я отдала Свете на лечение свои отложенные деньги и вдобавок одолжила у друзей. Моих долгов было уже больше чем на шестьсот тысяч рублей. Вся моя зарплата тоже уходила на Свету. Даня Поперечный простил мне долг в восемьдесят тысяч и сказал, что я могу не возвращать. Это было для меня невероятным облегчением, и за это я была безумно ему благодарна. Но все еще огромная сумма долгов оставалась.

Свете все время нужны были деньги на лечение. На лекарства, бинты, иголки, поездки и все прочее. А еще у нас были подрастающий щенок Пепега и кошка Зигги. Мы не могли себе позволить еще кошку. Лиза ответила:

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное