Читаем три года полностью

какую мне рифму пристроить к слову «тобой»может быть, маленький город типа тобольска?там поселиться, поклеить в квартире обоиновые светлые – миленько, но неброско.или, как это свойственно мне, «та боль»?сон у друзей на простынках, не мятых сексом,резкой полное отвыкание от «домой мне»,резкое полное привыкание к «по соседству»непостоянному, рваному, дикому… или «бог»?что может быть ближе к тебе по сути?запертый в шкаф, мой надоевший любовник,август швыряет футбольный с криком «пасуйте!»я плохо играю. щиколоток хандрозне позволяет мне двигаться слишком бойко – сентябрь победил, румяный живой подросток!кусками мозаики рифму ищу с «тобою»,режу ладони осколками, будто кай,«вечность» выкраиваю из серебра и ситца.пью горячительное, чтобы остыть – помогает,лижет желудок, рыжее, как лисица,совокупление виски и табака,жжет, самое нежное переводя в закладки; свежая осень раскалывается по бокалам,распространяя запах по комнате. сладкийдурман духов дополняет мой натюрморт.найдена рифма и тут же проглочена. меломмечено все в моей тесной тугой каморке:коснись меня пальцами – останусь на пальцах...2005/08/31<p>спрячь меня между пальцами, как наперсточник – шарик...</p>спрячь меня между пальцами, как наперсточник – шарик.у меня не осталось бензина внутри ни капли.жизнь – потешный вокзал, состоящий из провожанийголубых вагонов с летящими особнякамиза окном. очевидно, мой поезд без остановок,опьянев от собственной скорости, жжет пространство.курит опиум в тамбуре старенький казанова,языком катая по нёбу десятки «здравствуй».будто воспоминания, каждое из которыхв память врезалось так, как в плечо врезается лямкабельевая, белая, шелковая. итогом остается одно – сидеть себе и калякать.одиночество – это, то что не сунешь в верхнийящик письменного стола, отложив до завтра.за окном корабли. корабли покидают верфи,пополам переламывая путь от себя – на запад. одиночество – это то, что не спрячешь в сумку,не уместишь в бокале, даже добавив вермут.я смотрю на кожу, любуясь ее рисунком,состоящим из тонких переплетенных венок,из дорожек, ведущих к сердцу по лабиринту –вот пройти бы каждую, занять бы себя на годы,а у самого пульса, у самой кромочки ритмаобнаружить ребенка теплого и нагого.ты не спросишь, а я не отвечу тебе, пожалуй,отчего так болезненно детство во мне икает.жизнь – потешный вокзал, состоящий из провожанийголубых вагонов с летящими особнякамиза окном.2005/09/01<p>и веки мои придут в норму...</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия
Золотая цепь
Золотая цепь

Корделия Карстэйрс – Сумеречный Охотник, она с детства сражается с демонами. Когда ее отца обвиняют в ужасном преступлении, Корделия и ее брат отправляются в Лондон в надежде предотвратить катастрофу, которая грозит их семье. Вскоре Корделия встречает Джеймса и Люси Эрондейл и вместе с ними погружается в мир сверкающих бальных залов, тайных свиданий, знакомится с вампирами и колдунами. И скрывает свои чувства к Джеймсу. Однако новая жизнь Корделии рушится, когда происходит серия чудовищных нападений демонов на Лондон. Эти монстры не похожи на тех, с которыми Сумеречные Охотники боролись раньше – их не пугает дневной свет, и кажется, что их невозможно убить. Лондон закрывают на карантин…

Александр Степанович Грин , Ваан Сукиасович Терьян , Кассандра Клэр

Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Поэзия / Русская классическая проза