Читаем Три лишних линии (СИ) полностью

      Он вышел из машины, но идти никуда не пришлось: Кирилл пошёл в его сторону. Лазарев остался стоять и снова сунул руку в карман, привычно нащупав измочаленную обёртку конфетки-комплимента.


      Кирилл шёл, уставившись себе под ноги и изредка бросая взгляды на прохожих, но по сторонам не смотрел. Лазареву пришлось его окликнуть. Тот поднял глаза, но почти сразу же перевёл их с Лазарева на машину. Тот усмехнулся про себя: все мальчики вне зависимости от возраста любят машины, и чем больше машина, тем больше они их любят. Оставалось надеяться, что «рендж ровер» достаточно велик, чтобы заинтересовать Кирилла. Лазарев сам, даже когда денег на такие тачки не было, брал тест-драйвы «дефендера», «тахо», «гелендвагена». Быстрые спортивные машины его не интересовали совершенно, он никогда не мечтал о «феррари» или ещё чем-то в этом роде. Большие квадратные внедорожники — это был его формат.


      Кирилл чуть заметно прищурился — оценивающе, и, пока он не успел отвернуться, Лазарев, достав из кармана слегка потрёпанный комплимент и демонстративно помахав им в воздухе, сказал:


      — Мальчик, а мальчик, хочешь конфетку?


      Кирилл коротко рассмеялся, немного нервно и смущённо — наверное, понял, что Лазарев заметил, как он, пусть и две секунды всего, но пялился на его машину.


      — Мне мама не разрешает, — отшутился он самым очевидным образом, но взгляд опять украдкой метнулся от Лазарева к широкому блестящему капоту с цепочкой серебристых выпуклых букв.


      — А на машинке хочешь покататься? Котят посмотреть?


      Кирилл опять рассмеялся и покачал головой. Лазареву неожиданно понравился его смех — глуховатый и тихий, забавное молодое пофыркивание.


      — Давай, садись, — кивнул он в сторону пассажирской двери. — Довезу, куда надо.


      Взгляд у Кирилла настороженным быть не перестал, но он, шагнув вниз с бордюра, подошёл к машине.


      — Крутая тачка, — сказал он, сев и оглядевшись.


      — Пристегнись, — ответил Лазарев.


      Кирилл оглядывал салон — Лазарев видел это боковым зрением — и даже пару раз провёл ладонью по коже сиденья. Его пальцы были почти такими же белыми, только сиденье было тёплого, золотисто-кремового оттенка, а руки Кирилла, наоборот, розоватого и холодного, словно он мёрз. Движение было осторожным и неуверенным.


      — Куда тебя везти? — спросил Лазарев.


      Кирилл назвал улицу, и Лазарев начал набирать адрес на навигаторе.


      — Ты на самом деле, что ли, меня домой повезёшь? — понаблюдав за ним, спросил Кирилл.


      — А ты что подумал?


      — Я подумал, что ты, как настоящий маньяк, заманишь меня конфеткой и трахнешь, — обращённый к нему насмешливый взгляд Кирилла Лазарев чувствовал на щеке, даже не поворачиваясь. — Можно прямо в машине.


      У Лазарева что-то заныло в груди, тонко и беспомощно, словно собиралось порваться. Господи, какая же дешёвка! Дешёвка и блядь. Надо было сразу машину показать, не пришлось бы кругами ходить. Как можно быть такой шалавой и одновременно… Нет, думай не об этом.


      — Ты за это денег хочешь? — спросил он. — Сколько?


      — Нисколько. Я не по этому делу, — просто, совершенно не обидевшись ответил Кирилл. — В смысле, я не работаю. В смысле, я не блядь, — уточнил он дополнительно, словно боялся, что Лазарев его не поймёт.


      Тот только кивнул. Ему тяжело было разом следить за дорогой, постоянно перестраиваясь в потоке машин, и поддерживать тяжёлый, постоянно балансирующий на какой-то опасной грани разговор с Кириллом.


      — А вдруг я на самом деле маньяк? — неожиданно для самого себя брякнул Лазарев. — Вдруг я хочу…


      — Ты, конечно, странный, но не в таком смысле, — перебил его Кирилл. — И ты бы не стал такую тачку светить.


Глава 3

      Лазарев, опять решивший выехать заранее, припарковался возле дома Кирилла сильно раньше назначенного. Подъезда он не знал: вчера, когда они приехали, дворы уже были тесно заставлены машинами, стоящими и вдоль дороги, и на полысевших газонах, и Кирилл посоветовал ему туда не соваться. Лазарев не стал настаивать, а теперь думал, что пацан вообще мог соврать, когда показывал дом. Мог пойти по направлению к нему, а потом куда-нибудь свернуть.


      Лазарев предлагал заехать за Кириллом на работу, но тот отказался. Может, не хотел показывать, где работает, а может, наврал про неё. Лазарев ему не доверял. Не видел никаких оснований верить. Имя, возраст, работа, адрес — всё могло быть враньём.


      Кирилл иногда ему нравился, иногда раздражал — до отвращения. В голове как будто существовало несколько несвязанных образов одного и того же человека. Лазарев терялся: Кирилл, судя по всему, был не особо умён, да и вообще прост, как три рубля, а он всё равно не мог просчитать его, предсказать реакцию, чёртову примитивную реакцию… Возможно, он просто чересчур усложнял. Надо было мыслить на уровне примитивных потребностей: пожрать, потрахаться, покататься на дорогой машине.


      Дом, обычная старая панелька, был последним в ряду точно таких же: за ним была узкая полоса деревьев, а за ними начиналась промзона.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Антология современной французской драматургии. Том II
Антология современной французской драматургии. Том II

Во 2-й том Антологии вошли пьесы французских драматургов, созданные во второй половине XX — начале XXI века. Разные по сюжетам и проблематике, манере письма и тональности, они отражают богатство французской театральной палитры 1970–2006 годов. Все они с успехом шли на сцене театров мира, собирая огромные залы, получали престижные награды и премии. Свой, оригинальный взгляд на жизнь и людей, искрометный юмор, неистощимая фантазия, психологическая достоверность и тонкая наблюдательность делают эти пьесы настоящими жемчужинами драматургии. На русском языке публикуются впервые.Издание осуществлено в рамках программы «Пушкин» при поддержке Министерства иностранных дел Франции и посольства Франции в России.Издание осуществлено при помощи проекта «Plan Traduire» ассоциации Кюльтюр Франс в рамках Года Франция — Россия 2010.

Валер Новарина , Дидье-Жорж Габили , Елена В. Головина , Жоэль Помра , Реми Вос де

Драматургия / Стихи и поэзия
Испанский театр. Пьесы
Испанский театр. Пьесы

Поэтическая испанская драматургия «Золотого века», наряду с прозой Сервантеса и живописью Веласкеса, ознаменовала собой одну из вершин испанской национальной культуры позднего Возрождения, ценнейший вклад испанского народа в общую сокровищницу мировой культуры. Включенные в этот сборник четыре классические пьесы испанских драматургов XVII века: Лопе де Вега, Аларкона, Кальдерона и Морето – лишь незначительная часть великолепного наследства, оставленного человечеству испанским гением. История не знает другой эпохи и другого народа с таким бурным цветением драматического искусства. Необычайное богатство сюжетов, широчайшие перспективы, которые открывает испанский театр перед зрителем и читателем, мастерство интриги, бурное кипение переливающейся через край жизни – все это возбуждало восторженное удивление современников и вызывает неизменный интерес сегодня.

Агустин Морето , Лопе де Вега , Лопе Феликс Карпио де Вега , Педро Кальдерон , Педро Кальдерон де ла Барка , Хуан Руис де Аларкон , Хуан Руис де Аларкон-и-Мендоса

Драматургия / Поэзия / Зарубежная классическая проза / Стихи и поэзия