Три лишних линии (СИ)

      Из Турции они вернулись домой тридцатого августа, а Ира за три дня до того. Узнав от родителей, что бывший муж увёз сына за границу, она закатила истерику и написала в полицию заявление о похищении ребёнка. Через несколько дней она его, разумеется, забрала, но зато написала документ, запрещающий вывоз Ильи за пределы Российской Федерации. Убеждать её, что Илью вовсе не пытались у неё отнять навек, не имело смысла: Ира это понимала, но сам факт, что бывший муж сделал что-то без её разрешения, видимо, задел её за живое. Ирка злилась и на Лазарева, и на самого Илью чуть ли не полгода, не разговаривая ни с тем, ни с другим.

      Лазарев подумывал о том, не удастся ли ему каким-то образом обойти запрет без судебного решения. Даже интересовался у Николая Савельевича, нет ли у него знакомых в ФМС или ещё где, которые бы могли с этим помочь. Таковых знакомых не нашлось — дело было слишком скользким, а потом и сам Николай Савельевич перестал быть добрым знакомым. В суд Лазарев мог подать давным-давно, но не хотелось связываться, да и вообще казалось, что три оставшихся года Илья вполне может довольствоваться отдыхом в России. Но теперь дело было не в отдыхе. Если бы Ирка была здесь, она бы написала разрешение, в этом Лазарев не сомневался. Она была слегка не от мира сего, но ситуацию с Николаем Савельевичем поняла бы правильно и однозначно. С другой стороны, ей вполне могло бы прийти в голову альтернативное решение: увезти Илью в те загадочные места, где она регулярно пропадала и где её не могла найти полиция — Лазарев уже писал заявления. Ему эта идея совершенно не нравилась — план с Кириллом был куда лучше, хотя и сложнее.

      Когда Лазарев позвонил ему через два дня, Кирилл не захотел встречаться. Однозначного отказа не было, были какие-то невнятные отговорки. На третий день то же самое.

      Вечером после работы Лазарев поехал к дому Кирилла, в длинной череде подъездов безошибочно найдя нужный по куче мусорных пакетов. Лавку у подъезда занимали парни неопределенного школьно-студенческого возраста, слушавшие музыку с телефонов — каждый трек не дольше тридцати секунд, наверное, на более долгих отрывках они были неспособны сосредоточиться. Лазарев проехал мимо: вдруг парни были знакомыми Кирилла. Тот вряд ли хотел бы, чтобы у их разговора были свидетели.

      Ждать пришлось едва ли не час. Кирилл появился с другого конца двора — усталая походка, надвинутая на глаза кепка, оранжевая футболка, всё тот же рюкзак.

      Лазарев подождал, когда Кирилл подойдёт ближе, и мигнул фарами. Кирилл на секунду остановился, раздумывая и пристально глядя из-под козырька, потом едва заметно махнул рукой и пошёл к машине.

      Он тяжело опустился на сиденье рядом с Лазаревым, бросив рюкзак себе в ноги.

      — Я же сказал, что не могу сегодня.

      Разозлённым или недовольным он не выглядел.

      — Ты бы и завтра сказал то же самое.

      Кирилл согласно усмехнулся.

      — Тебе что-то не понравилось? — продолжил Лазарев. — Мне показалось, всё было хорошо.

      Кирилл передёрнул плечами, помотал головой, но после десяти секунд разного рода ужимок наконец ответил:

      — Я с пацанами в бар один ходил позавчера. Там тоже всё было хорошо. Но это не значит, что я теперь туда всю жизнь должен ходить.

      Лазарев тоже не сразу нашёлся с ответом. Он барабанил пальцами по рулю и смотрел вперёд, Кирилл безучастно сидел рядом. Он мог бы сейчас выйти из машины… Впрочем, он мог бы в неё и не садиться, а мог еще по телефону Лазарева послать… Но вот сидел же.

      — Слушай, — Лазарев повернулся к Кириллу, — а были вообще люди, с которыми ты трахался больше одного раза?

      Кирилл быстро отвёл глаза и, разжав плотно стиснутые губы, с лёгким вызовом ответил:

      — Были.

      — И что, много? Когда в последний раз?

      — А ты кто, чтобы я тебе отчитывался? — Кирилл вскинул подбородок.

      — Никто. Просто любопытно, — Лазарев по реакции Кирилла понял, что нащупал болевую точку. — Что такого во втором разе?

      Кирилл пожал плечами и скосился куда-то вниз, на свои колени — немного смущённо, как будто его раскусили. Лазарев подумал, что сейчас пацан точно пошлёт его, но Кирилл вдруг сказал:

      — Я сам по себе, понял? Сам по себе. Мне не нужно вот это всё…

      — Отношения? — подсказал Лазарев.

      — Да, вся эта хуетень. Должен то, а это не должен…

      — Я от тебя ничего не требую. И не собираюсь.

      Лазарев подумал, что с Кириллом будет даже сложнее, чем ему сначала казалось. Он то ли по жизни был таким, то ли чуял подвох — и отгораживался, не давал подступиться ближе, чем на один полуслучайный трах.