Три минуты до судного дня

Но Грег прекрасно понимал, что я работал над планом не менее усердно, чем мы с ним — над обвинительным заключением. Каждые двадцать минут я выходил из переговорной, чтобы воспользоваться его рабочим телефоном. Прежде всего требовалось установить наблюдение за трейлерным парком Рода и за его перемещениями до утреннего визита, снять номер в гостинице (это была задача Муди) и организовать на территории гостиницы командный пункт. Затем продумать механизм ареста — где нам произвести его, чтобы все прошло гладко? когда? — и решить проблему с другими правоохранительными органами, которые могли помешать нам, если бы мы не предупредили их заранее. К примеру, нужно было связаться со Службой федеральных маршалов США. Мы не могли оставить их в неведении относительно столь важного ареста, как не могли отмахнуться и от местной полиции. Федеральные маршалы — настоящие ковбои. Стоит их разозлить, и расплата неизбежна. Если бы полицейский патруль наткнулся на группу одетых в штатское федеральных агентов с оружием наготове, пули вполне могли бы полететь не в том направлении. Кроме того, нам нужно было спланировать более 160 предварительных допросов по всему миру, чтобы их провели в течение восьми часов после ареста Рода. Слава богу, Рич Лихт и Сьюзен Лэнгфорд справились с этим сложным проектом.

Не было ни одного отделения ФБР, которое не задевали бы грядущие события. Их влияние ощущали и многие наши атташе в Швеции, Германии, Австрии и Японии и даже в Италии и Великобритании.

Время уже близилось к полуночи, а я вытаскивал из постели новых агентов, чтобы подготовить все к аресту. Когда Грег наконец передал наше обвинительное заключение по факсу дежурному юристу ОНБ, уже перевалило за полночь. В начале второго дежурный юрист прислал ответный факс с кучей мелочных поправок, которые мог сделать только государственный обвинитель.

— Что ж он сам не написал эту чертову штуку? — спросил я у Грега.

— Это требует сил, — ответил Грег, быстро сверяя абзацы. — Это робкие души, которым не знакомы ни победа, ни поражение.

— Откуда это?

— Тедди Рузвельт. Речь в Сорбонне. 1910 год.

— Я бы решил, что они не помогают, потому что никто не погладит их за это по головке.

— И это тоже, — согласился Грег, снова погружаясь в черновик.

Долгие месяцы, целые годы работы теперь свелись к составлению юридического документа, чтобы запустить процесс судопроизводства. Этот важнейший документ должен был выдержать проверку временем и экспертизу суда. И не было в целом мире другого человека, которого я бы хотел увидеть в тот момент на месте Грега. Полчаса спустя он наконец поднял голову:

— Кстати, ты подготовил что-нибудь для СНБ, чтобы они могли составить резюме для президента?

— Боже, Грег, пусть об этом штаб-квартира позаботится.

— Ты ведь не хочешь, чтобы президент спросил об аресте шпиона в Тампе и услышал в ответ: «Мы должны уточнить информацию». Поверь мне, Белый дом захочет узнать обо всем — желательно вчера, — а Совет национальной безопасности придет в бешенство, если не будет предупрежден. Я уже сталкивался с этим в деле Норьеги. Забудешь о них — и мало не покажется. И Госдепу тоже доложи.

— Государственному департаменту?

— Да, Госдепу. Ты ведь понимаешь, Германия, НАТО, ракеты и все тому подобное. Наши иностранные друзья не откажутся получить предупреждение о завтрашних планах.

— Об этом я уже позаботился. Этим занимается Джейн, с которой ты успел подружиться на той встрече. Она отправит сообщение, как только будет подписано обвинительное заключение.

— Кстати, об обвинительном заключении, — продолжил Грег, размахивая черновиком над головой. — Завтра ты должен будешь предстать перед судьей Элизабет Дженкинс и подтвердить все это под присягой. Пожалуй, хорошо, что твой парень приедет только в обед.

Я отправился домой в 4.30 утра, запоздало поцеловал спящую Стефани на ночь — или мне уже следовало желать ей доброго утра? Полчаса я стоял под горячим, едва не обжигающим душем, потом побрился, надел удобную одежду (увидев меня в строгой рубашке с галстуком, Род испугался бы до ужаса) и вожделенно взглянул на свою постель, гадая, когда мне выпадет возможность поспать в ней. На кухне я несколько минут смотрел в холодильник, думая, что бы съесть, и понимая, что еда все равно не задержится в желудке.

Когда я заглянул к Лусиане, она лежала на боку, лицом к двери, и ровно дышала.

— Уже скоро, — прошептал я в темноте. — Все почти кончено. Мы снова станем нормальными людьми.

Мне показалось, что она открыла глаза, но в темноте я был не уверен.