Три небылицы за постой

Обрадовались по первоначалу – дескать, вот нам и ночлег нашёлся! Да только радовались они зазря – не больно-то кто-то из тамошних деревенских согласился их привечать. К кому ни зайдут – отказ. Постучались в один двор – там семьища, дюжины полторы душ, самим спать негде. Постучались в другой – того не лучше. В третьем – собаки такие, что в одиночку медведя загрызут, исходят лаем, на ворота кидаются, а хозяева на стук не хотят показаться… И так – по всей деревне. Коробейник уж начал всякие презенты обещать, монах – словом божественным убеждать, солдат – крестами да медалями звенеть… Вроде того, авось явят уважение к человеку заслуженному. Куда там! Нет, и – всё тут!

Уже в самом конце улицы подошли они к старой избе, крытой соломой. Видят – старик по двору расхаживает, по хозяйству хлопочет – скотине сено подносит, воды подливает… А к той поре уже спустилась ночная темень. Спрашивают путники хозяина – не возьмёт ли их на постой, всего на одну ночь? Чай, время-то не летнее, в поле – как заночуешь? Коробейник пообещал лубочных картинок подарить с царями да генералами, монах – в святых местах поставить свечку во его здравие святым угодникам, солдат – своим, солдатским табачком поделиться.

– Да, я не против, ночуйте… Мне-то какая жалость? – отвечает им старик. – Только, вот, старуха у меня с причудиной. Всякого, кто просится на ночлег, заставляет небылицы рассказывать. И уж если скажет: «Ну, это ты врёшь! Такого – сроду не бывало!», то даже свою лежанку отдаст. А коль объявит: «Верю, верю – было такое!» – всё, выметайся на улицу. Так что, люди добрые, сами решайте, как вам быть.

Задумались путники – экая у него старуха привередливая… Ишь ты! Небылицы ей рассказывай… Однако, выбирать-то уже и не приходится – куда тут ещё податься? Только и остаётся попробовать бабку эту чем-то удивить. А что? Все они люди бывалые, жизнью битые, много чего видавшие… И сами много разных диковин повидали, а ещё больше небывальщин от других слыхивали. Вошли они следом за стариком в избу, там печь топится, его хозяйка при свечке пряжу прядёт. Так, мол, и так, говорят ей путники, согласны мы по небылице рассказать. Только – чур! – если хоть одной не поверишь – всех троих на постой принимаешь. Согласилась на это старуха, даже пообещала, что если спор они выиграют, то даже ещё и ужином их накормит. Сели гости поближе к огню, и начали свои рассказы. Первым заговорил коробейник:

– Снарядил как-то раз купец, у которого я служил в приказчиках, корабль в заморские страны. А корабль тот был величины невиданной: от носа до кормы идти пешком полдня, а на лошади скакать – целый час. Товаров в него вместилось несчётно. Тысяча грузчиков три недели трюмы загружала. И одну только пеньку да бочонки с дёгтем, потому как в тех краях, куда хозяин плыть собирался, пеньку вместо каши ели, да дёгтем вместо пива запивали. А работники-то перестарались, да и перегрузили корабль. Начал он осадку давать. Да такую большую, что море начало из берегов выходить. Того гляди, весь город зальёт. Пришлось половину груза опять на берег выкидывать, а то чуть потоп не начался. Подняли мы паруса – каждым полотнищем можно половину города накрыть, и отправились мы в края чужедальние. А на корабле мышей развелось – видимо-невидимо! Прогрызли они днище, стало корабль водой заливать. Смотрим, никак понять не можем – море от берега начало уходить, того гляди, на мель сядем. Кинулись в трюм, а там воды уже по пояс. Дал нам купец по решету, начали мы воду вычерпывать. Три дня маялись, пока повар корабельный блинов не напёк, да ими дыры не залатал…

– Верно, верно, – соглашается старуха. – Блинами корабль латать – самое правильное дело. У нас, вон, иные блинами избы кроют. И тепло, и дождь не заливает. Одно только неудобство: как поесть захочешь – приходится на крышу лезть.