Три осколка луны

По дороге молчали – наговорились и наслушались в доме бабани. Часом спустя, взяв вещи в гостинице, они выехали в аэропорт и уже через два часа летели от Уральских гор на запад – в сторону Предтеченска. Оба понимали, что эта поездка открыла им многое, но ни одна из тропинок, по которым они шли, не приблизила их к желанному результату. А разгадка была одна – Ева. Сестра одного и жена другого.

Кто она и откуда. Почему столько жизней оказалось разрушено, едва они коснулись жизни Евы…

Едва они вернулись в Предтеченск и перевели дух с дороги, Гордеев сказал:

– Тут нам делать нечего. Едем в Мохов, Алеша.

– Ко мне домой? – удивился молодой человек.

– Там должна быть ниточка, за которую надо потянуть. В середине клубка, в каком я оказался в Предтеченске, истины не отыскать. Как и в Лощинске, будь он неладен. Только Мохов – теперь я это понимаю наверняка. Люди, живущие там до сих пор, – единственная наша зацепка. Или мы останемся в центре темного лабиринта на веки вечные. – Гордеев вздохнул. – Нам стоит вооружиться, Леша.

Собирая чемодан, Гордеев думал о Кирилле Мефодьевиче Огаркове – поможет ли он? Дома его не было. На звонки он не отзывался. Значит, книгочей сидит в библиотеке и штудирует манускрипты. Ладно, решил Петр, все телефоны он дал учителю еще в первый раз. Если у Огаркова будет что сказать– старик его найдет.

Проходящий поезд Челябинск – Суров, с остановкой в Предтеченске, опаздывал на полтора часа из-за неисправности на путях. Компаньоны решили посидеть в привокзальном ресторане.

При них был багаж. Гордеев вез спрятанный в чемодане зарегистрированный пятизарядный охотничий карабин. Когда-то купил его, думая, что выйдет из него охотник, да ошибся. Вез на всякий случай. Алексей был вооружен газовым пистолетом, но дома, если будет надобность, обещал вооружиться двустволкой.

– Возьмем селедочки? – спросил Погодин. – А, Петр Петрович?

– Пристрастился? – ответил вопросом Гордеев.

– Да я и без вас любил, – оправдался младший компаньон.

Заказали еще по сто пятьдесят водки, хотя Петр предупредил: «Ты больно не увлекайся – маловат еще», – биточки с горчицей и кока-колу.

«Что нас ждет в Мохове? – глядя, как уписывает пряную селедку Алексей, мысленно раскладывал карты Гордеев. – Патологоанатом Борис Скороходов, в руки которого попало тело Даши, разбился на автомобиле более пяти лет назад. Предположим, он был нетрезвым. Жена Скороходова сказала, что жив его отец, но он старый чудак, с которым ее отношения прекратились после смерти мужа. У покойного Бориса в Мохове жил хороший товарищ, Вениамин Панов, хирург. Пожалуй, эта фигура представляет известный интерес. К нему и ведет дорога. Возможно, Панов, не считая Скороходова-старшего, та ниточка, за которую необходимо уцепиться…»

– Кто различает добро и зло, победу и поражение, жизнь и смерть, даже тех, кто знает всю суть вещей, ставит в тупик поведение женщины, – закусив остатки водки промасленным колечком репчатого лука, многозначительно произнес Гордеев. – Мудро, не правда ли?

Алексей, с вилкой наперевес, подозрительно взглянул на спутника.

Гордеев улыбнулся:

– Я становлюсь философом, Леша. Алкоголиком, – он кивнул на пустой стакан, – и философом. Другими словами, даже мудрец не знает сути женщины. Так повествует «Жизнь Викрамы». Что до нас, простых смертных, то и говорить нечего.

За темными окнами привокзального ресторана царил поздний вечер. Горели редкие огни, доносились тяжелые свистки проходящих поездов. В большом окне, как в темном зеркале, отражался зал ресторана: с громоздкой старомодной люстрой и светильниками, немногочисленными посетителями, – странниками, пришедшими сюда в ожидании близких перемен.

Алексей опрокидывал остатки своей водки, Гордеев рассеянно смотрел на темное окно, прочитывая в нем свое отражение, – локоть, упавшую на ладонь голову, выражение уставшего лица… Что-то светлое легло на его овал, изменив очертания. Гордеев стал присматриваться, внутренне собираясь, чувствуя, как напрягаются его мускулы, а адреналин начинает бурлить в крови, точно дерзкое шампанское, когда чья-то рука тащит пробку вон из грозного стеклянного ствола… Из-за окна на него смотрела Ева.

Рука Гордеева сама потянулась к ладони Алексея, нащупала ее, сжала что есть силы.

– Только закушу, – пробормотал тот, направляя вилку с биточком в рот. – Да, Петр Петрович? – спросил он еще толком не расправившись с едой. – Хорошая горчица, но мама моя лучше делает…

– В окне, – прошептал Гордеев. – Ева!..

Алексей, едва не поперхнувшись, тупо уставился в стекло.

– Где? – пробормотал он.

– Там.

Фигура колыхнулась по ту сторону стекла и растворилась в темноте.

– Да где же, где?!

Гордеев присмотрелся: за окном никого не было. Но он не мог обмануться! Она стояла, укрытая апрельской ночью, и смотрела на него. В какое-то мгновение их взгляды пересеклись – сомнений не было!

– Может показалось, а? – с надеждой в голосе спросил Алексей.

– Возможно.

– А если вооружить моих приятелей, школьных друзей? – чуть погодя предложил он. – Всё помощь?