Туанетте трудно было поначалу, пока не свыклась, сдерживаться, чтобы не рассмеяться. Если бы господин Тибо спросил ее, правильно ли он понял, в чем заключается состояние исключительной личности, то она бы деликатно ответила ему, что нет. Что смешной самовлюбленный персонаж, которого они наблюдали в городе С., был лишь карикатурой, кривым отражением внутреннего мира великого человека. Что за напыщенными разглагольствованиями о собственном вкладе в науку, да и, что скромничать, в целом в прогресс человечества, стоял нещадный распорядок рабочего дня, строжайший режим питания, гимнастика и обливания. Конечно, была на лицо пламенная амбиция. Но отнюдь не всякий, даже самый смиренный раб последней смог бы просыпаться в пять часов утра, незамедлительно садиться за письменный стол, стоявший с этой целью рядом с постелью, и работать так до десяти. Завтракать стаканом сидра и двумя ломтями хлеба и снова работать до пяти пополудни. И лишь затем наряжаться, лишь затем завивать и пудрить парик и принимать посетителей и поклонников, и отправляться в общество, неся ему благую весть о самом себе. Если бы господин Тибо спросил Туанетту, она бы вдобавок рассказала ему, как ей приходилось наблюдать среди авторов, заходивших в лавку к отцу – а заглядывали туда порой личности весьма знаменитые, – людей скромных и скрытных, о себе не распространявшихся, внешности и манер незаметных и различимых в толпе разве что по специальной какой-то усмешке, нахмуренным бровям или по блеску глаз. Отдельные гении и вовсе были лишены внешних признаков, как например один автор, поразивший Туанетту в юности; о нем еще тогда говорили… да, Туанетта могла бы много чего порассказать Шарлю Тибо, если бы тот ее спросил. Но он не спрашивал. В его отношении к Туанетте была одна закавыка. Она ему искренне нравилась, ему было приятно в ее обществе. Но одновременно испытывал он порой и заметное раздражение. О чем думала она, например, когда вот так пристально глядела на него? В такие минуты ему хотелось подмять ее под себя, овладеть ею, стереть с ее губ эту едва заметную ухмылку столичной штучки. Туанетта о чем-то в этом роде догадывалась и потому всякий раз так устраивала, чтобы с господином Тибо наедине не оставаться. Возможно ли было, с ним сблизившись, как-то так смягчить его и не то чтобы совсем уж выдрессировать, а хоть частично приручить?
Она вспоминала покойного Берто. Тот был уравновешенным и мягким, как хорошо выделанный мех, тонкого помола кофе или гладкий муслин ручной, но опытной работы. Его культура перешла в привычку, начитанность – в прохладную доброжелательность и уважение ко всему, что его окружало. Им не нужно было восхищаться. Его не нужно было славословить. Туанетте жить с ним было мило и приятно. Как-то было бы ей с господином Тибо?
Между тем имелось и иное обстоятельство, замедлявшее принятие решения относительно будущности ее отношений с господином Тибо. Это обстоятельство звалось маркиз де Монто и являло собой соперника Шарля Тибо и второго по счету воздыхателя Туанетты. Несмотря на свой титул, Пьер-Эрве Мерсак де Монто происходил из семьи незнатной. Дед и отец его владели виноградниками, производили в городке под названием Коньяк поначалу довольно кислое дешевое вино, а затем крепкую виноградную водку и, когда англичане распробовали ее и нашли недурной, даже в сравнении с их виски, Пьер-Эрве продал им виноградники и все оборудование для дистилляции, а на вырученные деньги приобрел замок и титул маркиза. Следующим его шагом в том же направлении стала женитьба на дочери графа Бельфора. Уступили ее новоиспеченному маркизу по той причине, что девушка была на редкость дурна собой, причем как лицом, так и фигурой, вид имела тупой и сонливый, отличалась рассеянностью и отвечала невпопад. Маркиз жену свою устроил авантажно, благо было за ней неплохое приданое. Однако в обществе с ней появлялся нечасто, чтобы не сказать никогда. Если же где случайно появлялся, даже на улице, то старался сделать вид, что он тут ни при чем. Детей их вдова Берто никогда не видела и подспудно надеялась, что они походили на отца. Ибо маркиз был собой недурен и, в отличие от господина Тибо, весьма ей этой своей стороной подходил. Ее привлекало его нерослое изящество, кошачьи манеры, ласковое, хитроватое выражение лица и мелкие, не слишком выпирающие черты лица с аккуратным и ненаглым носом. Вдобавок был маркиз уже обществом обкатан, как голыш на морском берегу. Насмешливо изображал разные характеры и сценки, рифмовал сходу, цитировал без запинки. Беседа с ним была нервной, подвижной, и потому что сам он имел юмористический склад, и потому что, обладая женой физически и духовно неповоротливой, в обществе Туанетты расцветал и наслаждался. И она позволяла себе с ним немало словесной вольности. Наконец, будучи женат и отцом семейства, маркиз вел бы себя с ней в интимном плане осторожно и на господство и управление ее жизнью никоим образом бы не претендовал.