– В вашем рассуждении о даре излечения, господин Тибо, есть много истины. И к тому ж оригинальности. Вам следовало бы записать ваши мысли и опубликовать их.
Епископ улыбнулся Туанетте; та ему поклонилась.
– Да, именно напечатать. Ведь мы с вами, священство да медики, должны быть заодно; вместе человека распутывать. Без вас мы, как без рук. А не то наука уйдет вперед, а мы, Церковь, позади останемся.
Все собравшееся у вдовы общество одобрительно засопело и закивало. Окрыленный господин Тибо не скрывал своего восторга. В тот вечер победа осталась за ним. Маркиз покидал дом вдовы разбитым в пух и прах. Правда, Туанетта шепнула ему что-то на прощанье, и он даже парик заломил от удовольствия, но это ровным счетом ничего не значило и планов господина Тибо не меняло.
На другой день, Туанетта, едва выпив кофе и не совершив еще даже свой утренний туалет, уселась в кабинете за письменный стол, на котором лежала оставленная здесь со вчерашнего вечера нотная рукопись. Снова ее полистала. Написано густо. Кроме нотных знаков, манускрипт пестрел словами: «галантно», «дискретно», «легонько», «важно», «равномерно». Названия пьес были все церковные: «Версе для Магнификата», «Офферторий», «Петипленже», «Диалог на терцах и назаре, если захочется». Пересчитала: да, шестьдесят две таких, офортом гравированных страницы обойдутся… Быстро в уме сложила и вычла. Офортисту платить не иначе как полистно придется. Просить не менее двухсот пятидесяти ливров. Нет, никак не меньше. Иначе для нее и интересу нет. Можно будет, если клиент станет торговаться, скинуть до двухсот тридцати. Это крайняя цена. Где он возьмет такую сумму? В долг она издавать не будет. Две трети на стол при подписании. Иначе, без оплаты двух третей…
В дверь заколотили. Вдова поднялась. Кто бы это? Услышала, как Анна отворила. И следом за тем в кабинет ворвался господин Тибо. Туанетта сразу узрела опасность, почувствовала на плечах своих полупрозрачный батист. Взгляд Тибо упал ей на лицо, на шею, стал спускаться ниже. Руки за глазами могли последовать в любую минуту, а потому немедленно строгим жестом указала ему на кресло напротив. Тон взяла ледяной.
– Чем, господин Тибо, обязана я такой ранней чести?
Но Тибо садиться не думал. И на голос не сдавался.
– Шарль. Зовите меня Шарлем.
Видно было, что власть над ним Туанетты закончилась. Слишком долго он сдерживался. Похвала епископа еще звучала в его ушах, и он бросился на абордаж.
– Туанетта, позвольте мне вас так называть?
И шагнул, чтоб обойти бюро.
– Да что это с вами, господин Тибо, право слово?!
Туанетта замерла; вид приняла высокомерный.
– Вам сюда никак нельзя, здесь для вас и места нет. Присядьте и будьте умником.
Налившийся кровью глаз Тибо прошелся по ней снова сверху вниз. Весь он был надут, черты его топорщились и выпирали. Пути назад не было. Туанетта вцепилась в подлокотники. Тибо боком проник в просвет слева от бюро, с тем, чтобы, обогнув его, припасть к желанной цели, и вдруг остановился. Прошла минута, другая. Он странно жестикулировал, но с места при этом не двигался. Туанетта вдруг поняла, что он застрял. Калибр господина Берто превосходил пространственный задел, определенный в ее небольшом кабинете для обхода бюро. Она продолжала сидеть, забаррикадированная грузной фигурой своего обожателя, как вдруг услышала поспешные шаги по коридору. В кабинет влетел аббат Корнэ и застыл на пороге. Он перевел взгляд с Тибо на нее, потом с нее на Тибо, явно не веря своим глазам; наконец поверил и расхохотался, закрыв лицо ладонями. Шарль Тибо конвульсивно дернулся раз, другой, высвободил свое вдруг сдувшееся от неприятного сюрприза тело, метнулся в сторону двери, оттолкнул аббата и пропал.
– Я ведь вас пригласила завтра зайти, – сказала Туанетта.
Аббат закатил глаза. Лицо его еще смеялось.
– Но раз уж вы все равно здесь…
Сказала и подумала: «А как он собственно вошел? Неужели эта растяпа Анна опять забыла дверь запереть?»
– Так вот: рукопись я вашу уже имела возможность рассмотреть.
– Ну и как? Что скажете?
– В каком смысле?
– Понравилось?
– Я судить не могу. Ноты читать не обучена. Но по части сметы имела уже повод несколько обдумать и могу вам предложить первый тираж в пятьдесят экземпляров за двести пятьдесят ливров исполнить. Бумагу, формат и прочие детали можно уточнить. А также с каким процентом смогу вам продать ваши авторские экземпляры.
Аббат перестал улыбаться и заморгал:
– Двести пятьдесят ливров?!
– Так именно.
Он помолчал, словно привыкая к услышанному.
– Нет, это мне невозможно. Не соответствует никак. Прощайте!
Последнее слово прозвучало уже из коридора.
Снова быстрые цокающие шаги, на этот раз удаляющиеся.