Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Сунула монетку в липкую ладонь. Тот покраснел от удовольствия и метнулся как мелкая рыбешка. Вдова присела на крайнюю скамью, спиной к трибуне, оправила оборку, приготовилась ждать. Разглядывала круглые столбы, кафедру с узорной крышей, надалтарный балдахин, похожий на тот, что был в Париже неподалеку от их дома, в церкви Валь-де-Грас, но рисунка более удачного. А вот арки на столбах ладно сделаны. Камень к камню пригнан плотно; каждый вырезан по нужной для него непростой форме, и все это рассчитано, обточено, прилажено. В древности епископы тут были из богатого дома Рошешуаров: они-то все и устроили. Только свод деревянный: маркиз ей сказывал, что это так случилось после пожаров, учиненных здесь гугенотами. Но и деревянный неплохо, словно днище корабля. Оглянулась, орган-то до чего хорош, вроде ее станка. На самом верху царь Давид с лирой, а внизу ангел с трубой. Изукрашен, правда, несколько чрезмерно, на ее вкус рокайлей многовато. Она бы частично загладила. Тогда бы там, где осталось, было бы заметно поотчетливей. Это ведь как платье. Услышала сверху звонкий голос, эхом разносившийся под сводами:

– Это вы? Ну поднимайтесь же!

Аббат свешивался с трибуны и махал ей обеими руками.

– Сюда, сюда, по лестнице слева. Там открыто.

«Вот невежда!» подумала. Не мог сам, что ли, спуститься? Но что было делать? Нашла указанную дверь, открыла и оказалась, как в клетке, в башне с винтовой лестницей. Ступени были старые, вытертые, неширокие. Вдова была обута в узкие туфли на каблуках, довольно высоких. Крикнула:

– Будьте любезны…

Но вместо ответа орган заиграл. Звуки посыпались, как град по крыше. Она стала подниматься, одной рукой хватаясь за поручень, а другой поддерживая юбку. Благо ничего с собой не взяла, руки свободны. Как ни странно, с каждой минутой идти было все легче. Не то ноги вспоминали о забытом юном ремесле, не то музыка взбадривала, подталкивала, направляла. Почти не запыхавшись, добралась доверху, постучала, толкнула незапертую дверь и оказалась в узком пространстве, почти полностью занятом органом. В окружении металлических трубок с отверстиями, возносившихся под своды наподобие гигантских флейт, сидело тут в нише, как Иона в чреве кита, странное существо, похожее на паука, шевелившее сразу всеми своими конечностями: и десятью пальцами рук, и обеими ногами. Она не сразу поняла, что из этого энергичного шевеления и проистекала музыка. С двух сторон от паукообразного Ионы, по его знаку, два пацана тянули и вставляли обратно белые блестящие штыри, похожие на те, что красовались у нее в типографии на наборных ящиках. А он сам ткал и ткал свою паутину, опутывал ею всю соборную церковь города С. и выкрикивал то и дело: гобой! кларнет! фагот! труба! человеческий голос! гран-же! плен-же! корнэ! – как будто управлял невидимым, спрятавшимся где-то оркестром. По другую сторону органа мальчишки с разъяренными мордахами раздували меха. Внезапно музыка оборвалась.

– Явилась не запылилась, – сказал аббат вдове вместо приветствия.

Она уже поняла, что у него была неординарная манера общения, и посоветовала самой себе не обращать не это внимания.

– Хорош орган? Что, нравится? Его еще в прошлом веке построили, по специальному заказу из Нормандии мастер приехал; клавиатура ручная с шестнадцатью регистрами. А недавно мы тут все увеличили, и по сторонам прибавили, и спинной позитив поставили. Так что имеем теперь три клавиатуры, педали и в общей сложности тридцать семь славных регистров.

– Немало.

Вдова едва ли что поняла, а подумала: «Знает свое дело, вроде меня».

– Ну так как же? Понравилось? Что вы про все это думаете?

– Несомненно, – ответила расплывчато. – Чье это сочинение?

– А мое, ничье иное. Это я для вас сейчас специально «Версе для Магнификата» наиграл. Чтоб вы послушали. Оно и в партитуре имеется.

– Благодарю.

Подумала: «Может быть оригинал, а может и помешанный». А может выставлялся таковым, как некоторые делают, чтобы слава такая пошла, и чтобы их оставили в покое. Оригинал так оригинал. Значит, так и будем с ним себя вести. Это несложно; довольно соглашаться со всем, кивать головой, постепенно склонять в свою сторону.

– Я вот собственно здесь зачем…

– Красивые ботики!

– Что?

Он указал жестом ей на ноги: она так и стояла с подобранной юбкой. Это уж было слишком. Беспардонный какой! Однако тот уже отвернулся и рычал на мальчишку, вертевшего один из рычажков. Оправила юбку.

– Я пришла поговорить на предмет вашей рукописи.

– Очень прекрасно сделали, что пришли. Давайте, говорите. Я весь внимание. Что вы такое на мой счет задумали?

Он залился смехом и даже как-то подскочил на месте. Когда он отсмеялся, она наскоро объяснила ему, в чем было дело, стараясь говорить как можно яснее. И заключила:

– Вы понимаете, какой вам шанс выпал?

– Ах, так, стало быть, маркиз, – ответил аббат. – Я уж было подумал, что медик наш славный заплатит.

Он снова рассмеялся. Вдова почувствовала, как покраснела.

– Ну маркиз, так маркиз. И не краснейте, милочка. Что ж нам теперь за всякого застрявшего медика краснеть. А маркиз тоже застревал или только намеревается?