Исходя из перечисленного, маркиз был претендентом для вдовы предпочтительным. Но не во всем: для ее издательства положение маркиза в городе С. было как раз не вполне желательным. Тот факт, что происходил он из недалекой окрестности, что сразу поднялся на такую высоту, перепрыгнув через несколько ступеней социальной лестницы, на которых они, обыватели города С. находились, был им весьма досаден. Как и тот факт, что его принимали в лучшем обществе в Ла-Рошель и, что особенно было неприятно, в Бордо. Для дел вдовы Берто это не сулило ничего хорошего. Основная ее клиентура была местной; аристократы писали и издавали мало, а главным образом именно буржуа, эта средняя прослойка, к которой сама она принадлежала, для которой науки, словесность и искусства были путем в большой свет. Именно они кормили издателей, ради них крутились колеса печатных станков. Связь с господином маркизом могла скомпрометировать ее коммерцию.
Последним обстоятельством, отдалявшим решение вдовы Берто, было то, что сам процесс этого выбора, самая эта ее нерешительность буквально держала город С. в напряжении. Всякий раз, что она принимала, вечер завершался дуэлью между господином Тибо и маркизом де Монто. Их перепалки превратились в некоторый род местного развлечения. Спектаклем наслаждались не только присутствовавшие на вечерах, а и весь город, ибо содержание дискуссий пересказывалось на следующий день повсюду. Жители города С. ждали этих рассказов, как ждали продолжения любимых романов в новом выпуске «Меркюр де Франс». Выбери она теперь одного из двух претендентов, и обыватели С. лишились бы своего смеха насущного, а она сама и ее дело – легкой бесплатной рекламы. Да и она эти словестные схватки полюбила так, что уже, казалось, не могла без них обойтись. Ибо хотя и имели они своей целью завоевание сердца Туанетты, но предлогом им всегда служили предметы возвышенные, курьезные. Своего театра в С. не было, а гастролирующие труппы случались нечасто. Все приготовления, хлопоты и расходы, связанные с ее ужинами, с лихвой окупались удовольствием, доставляемым ей диспутами обожателей.
В тот вечер общество собралось в полном составе. По причине пятницы и присутствия епископа меню было постным, но, как всегда у Берто, обильным. Первой подачей: суп-пюре из шпината, пирог с угрями и яйцами, редис со свежим маслом и отварной лосось. Второй подачей: молодые артишоки с хлебом на орехах, крем-брюле, сладкий омлет на базилике и лимонный конфитюр. Не говоря уже о винах и ликерах, с поставкой которых ей помогал маркиз, да и от мужа унаследовала недурной погреб. После ужина проследовали в салон и по причине той же пятницы сели играть не в карты, а в шарады и в буриме. И тут началось. Завелись по случаю произношения. Нотариус сказал: «пуртрет». Господин Тибо поправил: надо, мол, «портрет» говорить. Этим хотел отличиться перед Туанеттой, ибо в Шарантах народ частенько «о» на «у» менял. Нотариус сконфузился. А доктор еще пуще давай настаивать:
– Вы еще скажите «Бурдо» вместо «Бордо». Вот вас вместо вина «бордо» бурдой-то и напоят.
Хотел показать, что тот провинциал, деревенщина. Все засмеялись. А маркиз, тут как тут, вступился.
– Что же такого, каждый произносит, как ему нравится, лишь бы его понимали. Вот раньше считалось, что идеальное произношение при дворе. А теперь моду завели противупоставлять версальскому говору парижский. При дворе ведь немало парижан. Они на свою сторону и тянут, как говорится, одеяло.
Этим маркиз всех зайцев сразу убил: и свою осведомленность показал, и свой тонкий юмор, ибо специально сказал «противупоставлять». Тибо немедленно взбесился, но виду не показал, а продолжал шарады отгадывать, только весь покраснел. А маркиз два раза перед ним по зале прошелся взад-вперед своей легкой скользящей походкой и, остановившись перед Туанеттой, ей как бы невзначай поклонился и тихо сказал:
– Не правда ли, сударыня?
Та только в его сторону чуть веером махнула. Ибо все ее искусство хозяйки состояло в веселом расположении духа и такте, чтобы никого отдельно не возносить, не умалять, и чтоб без фаворитов. Если салон вдовы Берто и являлся крохотным двором, то был этот двор Версалю противоположностью. Маркиз сразу успокоился, перестал задираться и принялся в шарады стараться. Очень хорошо у него получалось, с легкостью. А доктор все больше сопел. Вот опять у маркиза готово было:
Господин Тибо надулся. Публика задумалась. После положенного молчания признала себя пораженной.
– Опера! Опера! – прокричал маркиз. – Мой первый «о!». Второй – «ни пуха, ни пера». А целое «опера». О! в последний раз, что я был в опере, давали «Армиду» Люлли. Это было великолепно. Упоение! Упоение!