Три повести

Тишина вокруг потрясающая. Предрассветный миг. Море уснуло вместе со всем миром. Ни единый листочек не шелохнется на деревьях. Птицы спят. Лягушки не квакают. Представьте себе: не квакают! Это прямо-таки удивительно. У моря даже тише, чем в моей хижине.

Я искупался, точнее, нырнул разок и вернулся к своей скамейке, чтобы посидеть на ней и покурить, ни о чем не думая. Это очень удобная скамейка — низенькая, широкая, на ней лучше отдыхается. Посидел, оглянулся вокруг и только теперь заметил машину на берегу. Возле нее возились мужчина и женщина. Вчера их не было, они, должно быть, приехали совсем недавно — может быть, на рассвете. Выбрали они недурное местечко: как раз под тем самым платаном, под которым закусывали Виктор Габлиа и его друзья-водолазы.

Было хорошо видно, как они разгружали свой скарб, что-то устанавливали возле машины, оттаскивали к кустам ежевики большой мешок, по-видимому, со спальными принадлежностями.

Она была в трусах и бюстгалтере, он — в брюках, до пояса голый. Женщина открыла дверцу машины, а затем сильно хлопнула ею. Эта ее неаккуратность в обращении с машиной вызвала, как видно, замечание мужчины: он подошел к машине, открыл дверцу и осторожно закрыл. Женщина махнула рукой. Эдак небрежно…

Нашего полку прибыло, подумал я безо всякой особенной радости. Не хватает того, чтобы они оказались москвичами, да еще из журналистского мира. Это было бы слишком! Неужели же от нашего брата нельзя избавиться даже здесь, в Скурче?

Вдруг мужчина направился прямо ко мне. Я решил, что ему нужна моя помощь, а может быть, у него испортилась машина и требуются рабочие руки. Однако я ошибся.

— Доброе утро, — сказал он негромко, точно боясь разбудить кого-то.

Ему лет тридцать, такой чернявый, атлетического сложения, косая сажень в плечах. Он щурил глаза за толстыми стеклами очков, словно это были не его, а чужие очки.

— Здравия желаю…

Он извинялся за столь ранний визит. Но что поделаешь, если я единственная живая бодрствующая душа в Скурче.

— Мы куда-то подевали спички, — сказал он мягким голосом. — Правда, целую дюжину коробков умудрились замочить в реке. Это недалеко отсюда.

— Сделайте одолжение, — сказал я. — Вот вам коробок. И пожалуйста, без возврата. Этого добра хватает. Вы что — проездом, случайно?

Он объяснил, что намеренно заехал в Скурчу. В прошлом году здесь отдыхал один знакомый киевлянин и очень советовал заглянуть в Скурчу, если доведется быть в Абхазии…

— Мы с женой путешествуем, — сказал он. — Проехали из Киева на Ростов, по Военно-Грузинской дороге — на Тбилиси, а теперь решили найти приют где-нибудь на побережье.

— Так вы киевлянин?

— Я родился там. Будем знакомы: Глущенко…

Он назвал свое имя и отчество, но я не разобрал. Глущенко, видимо, догадался, что и я на отдыхе, что вовсе не местный рыбак: кто же будет курить на завалинке чем свет? — только приезжий чудак… Я сказал, что не спится что-то…

— У меня имеется пипольфен, — сказал он. — Это очень хорошее снотворное.

Я поблагодарил его, и он отправился назад, к своей машине.

— Приходите к нам, — крикнул он, обернувшись ко мне.

Я вернулся на свое ложе. Оно так заскрипело, что казалось, на него железнодорожная платформа въехала. Визг стоял прямо-таки кошачий. Может быть, это из-за сильной засухи?

Что делает человек в пятом часу утра, когда ему не спится? Трудно говорить за всех. Что касается меня, журналиста, твердо решившего отдохнуть на берегу Черного моря, то я пытался ни о чем не думать. Хочешь уснуть — не надо думать. Буквально ни о чем. Даже об этих автотуристах, забредших сюда на своей «Волге». И о Леварсе не стоит думать. Он приглашал к себе. Лень ходить в гости — а любопытство все же разбирает. Хочется поговорить с ним. Сколько людей — столько судеб, сколько людей — столько биографий. Мне все хуже и хуже удаются жизнеописания, вернее, очерки о так называемых положительных героях. Я говорю «так называемых», вовсе не желая умалить жанр газетного очерка, рассказывающего о хорошем человеке. Просто хочется подчеркнуть, до чего все это непросто! Очень трудно написать свежо, написать так, чтобы люди читали очерк с удовольствием, а не воротили от него носа после первых же строк. Чем больше встреч с самыми разными людьми, тем легче пишется. А что, если…

Любопытно, что думали о положительном герое в Диоскурии? Там тоже, наверное, были свои герои труда: шкипера судов, грузчики, лоцманы… А как реагировали в то время, когда предъявлял коносамент какой-нибудь заморский купец?..

Кастор и Поллукс…

Где я слышал эти строки: «А в небе светят Тиндариды и их двуокая звезда»?..

В храме Афродиты… Да, да…

Проснулся я очень поздно. Ныла грудь. Голова отяжелела, точно выпил вчера. Было одно средство прийти в себя и почувствовать настоящим человеком: побежать к морю и бултыхнуться. Только так…