Три ролика магнитной ленты

Из динамика вылетел треск, шипение и что-то едва похожее на мелодию. О, ужас! Слушать Баха на этом драндулете — подлинное кощунство! Но во всем общежитии не было больше проигрывателя… Мерзанов болезненно сморщился, слушал музыку, сопровождаемую потусторонним скрипом и стуком диска. Римма оставила монтаж и притихла. Она тоже очень любила музыку, но эту слышала впервые. Странная какая-то, церковная…

Мерзанов снял пластинку с диска и бережно вложил в целлофановый конверт и в футляр. Он направился к выходу, когда Римма остановила его:

— Скажите, что это?

— Бах, — на ходу бросил Мерзанов и вышел.

Римму это очень обидело. Ей хотелось поговорить, попросить Мерзанова, чтобы он провел в общежитии беседу о музыке. Ведь он, конечно же, здорово в ней разбирается! И вообще, Римме хотелось, чтобы Мерзанов был чуточку повнимательней к ней. Римма боготворила всех, кто был умнее и образованнее ее. А Мерзанов — она была в этом уверена — самый умный в общежитии. Но только совсем необщительный, никогда не поговорит, ничего интересного не расскажет…

Когда в комнате отдыха появился улыбающийся Рогов, Римма искренне обрадовалась: она знала, что матрос к ней неравнодушен.

— Что-то воспитательница давненько не заглядывала в наш кубрик, — шутливо приветствовал Рогов. — Мои матросы просто затосковали без вас.

— Ой ли! Не скажите, — усмехнулась Римма. — Только что тут был один матрос с вашего корабля, Мерзанов. Так по нему не видно, что он по мне соскучился.

— Мерзанов — не матрос. Он вроде как временный пассажир. Что до меня лично, то я даже начал забывать черты вашего лица.

— Да?! — кокетливо спросила Римма. — Раз стали забывать, значит, не очень хотели запомнить.

— Нет, честное слово, Римма, если б у меня была ваша фотокарточка, я повесил бы ее в нашем кубрике, на самом почетном месте. Но вы почему-то не желаете у меня фотографироваться. Думаете, я плохой фотограф? Да я могу с вас целый фотомонтаж сделать!

— Неужели?!

— Клянусь Нептуном!

— Смешной вы, ей-богу. Но я вам верю… Да, кстати, как вас зовут? А то как-то неудобно по фамилии.

— Геннадием.

— Гена, вы мне поможете сделать этот монтаж. Правда же? Вы обязательно поможете. Вот Мерзанов отказался помочь, а вы не откажетесь. Ведь правда же, да?..

Римма помолчала.

— А скажите, Гена, этот Мерзанов, он умный парень? Вы его должны знать, вы ведь вместе живете.

— Не знаю, — вяло ответил Рогов. — По-моему, он зазнайка.

— Да, я тоже так подумала, — согласилась Римма. — Он эгоист, правда?

— Факт! — подтвердил Рогов.

— Но все-таки он, наверное, умный. И он так любит музыку! Вы бы видели, как он слушал!

Рогов молчал.

— Ну, ладно, — сказала Римма. — Давайте делать монтаж.

— Давайте, — сказал Рогов.

«А он очень милый, этот матрос, — подумала Римма. — Он не такой гордяк, как некоторые».

12

Однажды вечером я заглянул в публичную библиотеку, чтобы просмотреть последние номера толстых журналов. За одним из столов в самом углу читального зала я увидел — кого бы, вы думали?! — Богодухова. Признаться, я очень удивился: Богодухов — и вдруг в библиотеке.

Я сел через стол от него. Из-за перегородки виднелись только его голова и плечи: он читал и временами что-то писал. Одет он был чисто и довольно прилично. Совсем не тот Богодухов, которого я видел до сих пор.

Я стал просматривать журналы, время от времени поглядывая на нет. Любопытство одолевало. Мне непременно хотелось узнать, что он читает, но из-за перегородки книги не было видно.

Что и говорить — личность загадочная.

О Богодухове я знал немногое: любит бренчать на гитаре и распевать блатные песенки, которых он знал много и которые пел, как и требовалось, с надрывчиком и хрипотцой. Работник, по рассказам мастера, был ненадежный, хотя и смекалистый. На него иногда находила лихость — трудиться мог дьявольски и самозабвенно. По настроению.

Разговаривать с Богодуховым один на один мне не приходилось, но сразу, с первого знакомства, казалось, что он выдает себя не за того, кто есть на самом деле. Чувствовалось, что парень он неглупый, в глазах светился ум, в разговоре иные реплики подавал с таким, я бы сказал, непринужденным изяществом.

Если бы я не встречал его в компании Михи, то в читальном зале, наверное, не обратил бы и внимания. Богодухова вполне можно было принять за рабочего-учащегося или даже студента. Но то, что я уже знал о нем, никак не вязалось в моем сознании с читальным залом. В этом была загадка и, возможно, разгадка его характера.

Я поднял голову — Богодухова уже не было. Я не заметил, как он исчез…

И вот о чем я тогда подумал.

Люди, люди, люди… Десятки, сотни людей, с которыми мы сталкиваемся каждый день, видимся, общаемся. Нам даже кажется, что мы неплохо знаем того или иного человека. А что на самом деле? А то, что мы, в сущности, ничего не знаем о рядом с нами идущих по жизни, чувствующих, думающих, страдающих и радующихся. У каждого, пусть в меру чуткого и внимательного человека, полно собственных забот…

А ведь люди есть разные.