— Нет, нет! Мы не голодны! — сказал Уллубий. — Да и зашли ненадолго. Хотелось хоть одним глазком взглянуть на вас! Я только едва побриться успею…
— И слышать даже про это не хочу! — поднялась Ажав. — Где это видано, чтобы гости ушли, не поев? Да еще такие дорогие гости!
— Расскажите лучше, что нового в городе? — вмешался Коркмасов.
— У нас в гимназии говорят, что правительство вот-вот подаст в отставку, — сказала Тату. — Кругом беспорядки, взяточничество, воровство. Шахсуваров, министр просвещения, говорят, сбежал, прихватив с собой двухмесячное жалованье учителей всего Дагестана…
Уллубий брился, краем уха прислушиваясь к этому рассказу. Мысли его были сейчас поглощены совсем другим. Он думал, отдать или не отдавать Тату письмо, которое давным-давно уже таскал с собой в нагрудном кармане. Но так и не отдал. Письмо начиналось словами: «Милая Тату! Моя судьба в твоих руках…» И дальше он напрямик говорил о том, о чем не решился сказать за все время знакомства. О том, что любит ее и будет любить всегда, что бы с ним ни случилось. Что этого сознания ему довольно для того, чтобы чувствовать себя счастливым. «Что сделает Тату, прочитав такое письмо? — думал он. — Покажет ли матери? И что скажет на это Ажав? Да и сама Тату?»
— А вам не нужна бритва? — обернулась Тату к Коркмасову.
— Спасибо, мне не надо, — улыбнулся Коркмасов и быстрым движением снял свою накладную бороду.
Тату и Ажав весело рассмеялись.
Уллубий уже закончил бритье и придирчиво разглядывал свое изменившееся, помолодевшее лицо, глядевшее на него из старинного зеркала в темной резной раме. Вдруг за окнами раздался громкий топот копыт. Кто-то забарабанил в ворота.
— О аллах! Это они! — прижав руки к груди, прошептала испуганная Ажав.
— Кто они?
— Хаджи-Омара ищут. Вам надо уходить. Немедленно!..
Ворота сотрясались под мощными ударами. Уллубий и Джелал-Этдин выскочили в окно и двором пробрались в соседний палисадник, а оттуда на улицу.
Минут сорок спустя они были на месте, у Каирмагомы. Уллубий все не мог успокоиться: жалел, то встреча с дорогими его сердцу людьми оказалась такой короткой. Впрочем, она все равно не могла бы быть долгой: за ночь они должны были успеть добраться до Кумторкалы — к утру их там будут ждать товарищи.
Первым прибыл Володин. Радостно улыбаясь, он кинулся навстречу Уллубию, крепко обнял его. Так уж повелось у них издавна: они всегда обнимались при встрече. И хотя Уллубий искренне любил Анатолия, он никак не мог привыкнуть к этим объятиям: у горцев не приняты такие нежности.
Володин, словно почувствовав это, отстранился от Уллубия, вытянулся по стойке «смирно», взял под козырёк:
— Товарищ комиссар! Разрешите обратиться?
— Что ты, Толя? Что с тобой? — удивился Уллубий. «Уж не обиделся ли? — мелькнула мысль. — Да нет, опять какая-нибудь шутка!» — Володин славился своими веселыми шутками и розыгрышами.
Но на этот раз лицо его было абсолютно серьезно.
— Честь имею доложить, — сообщил он все тем же официальным тоном, — я женился.
— Вольно! — так же серьезно ответил Уллубий. — Поздравляю…
Володин не выдержал, расплылся в улыбке.
— Одного только боюсь, — продолжал Уллубий. — Прилипнешь теперь к юбке, и мы лишимся храброго бойца! Да и другие, признаться, есть у меня опасения, — добавил он, глянув Анатолию прямо в глаза, и тень какого-то неприятного воспоминания набежала на его лицо.
Володин смущенно потупился: он сразу понял, на что намекает Уллубий. В студенческие годы Анатолий чуть ли не на весь университет славился своими любовными похождениями. Он легко влюблялся, пылко уверял друзей, что это на всю жизнь, но вскоре, так же легко и быстро, разочаровывался в предмете своей любви.
— Нет, Уллубий, — сказал он, поняв друга с полуслова. — На этот раз все по-другому…
— А кто она?
— Да ты ее прекрасно знаешь!
Володин вышел из комнаты и тут же вернулся, ведя за руку Олю — ту самую Олю, дочь тети Вари, которая вместе с Ревкомом тайком от матери уплыла на пароходе в Астрахань.
— Ах вот оно что! — улыбнулся Уллубий. — Так бы сразу и сказал… Ну, это совсем другое дело. От души рад за вас обоих…
Он сердечно протянул одну руку Анатолию, другую — Оле.
Комната тем временем наполнялась людьми. Настроение у всех было приподнятое. Шумно вспоминали подробности своей подпольной жизни.
Гарун рассказал о том, как Тарковский принимал в Шуре парад войск Горского правительства:
— Выехал на белом коне, произнес речь. Закончил здравицей: «За свободную республику горцев Кавказа!» И весь полк в ответ: «Ура-а!»
— Вот как? Он, значит, теперь уже за республику? — усмехнулся Уллубий. — Интересно! Удивляюсь, что он довольствуется портфелем военного министра! Как-никак, а ведь совсем недавно был диктатором!
— Старый пройдоха, — хмуро сказал Коркмасов. Он был единственным среди присутствующих, кто знал Тарковского лично. — Не человек, а змея! Да что там змея! Змеи раз в год меняют кожу, а он сто раз на день меняет душу.