Три солнца. Повесть об Уллубии Буйнакском

Уллубий молча вслушивался в разговор. Его сейчас больше всего волновало, всем ли удалось сообщить об этом совещании. Ведь от того, насколько представительным оно будет, зависит вся их дальнейшая работа. Но чем дальше, тем спокойнее становилось у него на душе. Народ все прибывал. Уже не хватало лавок и стульев, сидели прямо на полу. Пожалуй, пора было начинать.

— Товарищи! — начал он. И сразу смолк разноголосый гул: установилась внимательная тишина. — Товарищи! — повторил Уллубий. — Друзья!.. Я счастлив видеть вас всех здесь. Счастлив, что вы не сломлены, сохранили силы и готовы к дальнейшей борьбе… Я вернулся в Дагестан не только потому, что мне самому хотелось быть тут, рядом с вами. Меня послали сюда товарищи Свердлов и Киров. Яков Михайлович Свердлов, с которым я встречался в Москве, просил передать вам, что вопросу о скорейшем освобождении Дагестана придает исключительно важное значение товарищ Ленин…

Уллубия слушали с волнением. Для каждого, сидящего в этой комнате, он был человеком, которому они верили беспрекословно, верным, надежным товарищем, умным, проницательным, опытным руководителем. Но сейчас они слушали его с особым вниманием и интересом: ведь он прибыл из самой Москвы…

— Прежде чем определить наши задачи, — перешел Уллубий на спокойный, деловой тон, — попытаемся уяснить обстановку, сложившуюся на фронтах… Советская власть побеждает повсюду. Враг терпит поражение за поражением. Вильна и Рига пали под ударами наших войск. В наших руках уже Харьков и Киев…

— Нам-то от этого не легче! — не выдержал кто-то.

— Неверно! — живо обернулся на реплику Уллубий. — Время работает на нас! Ситуация в Дагестане нынче такая, что самое время подымать народ на повстанческую войну…

Уллубий сказал, что, как только откроется навигация на Каспии, из Астрахани прибудут корабли Каспийской флотилии. Сказал о поддержке, которую твердо обещал оказать им в нужный момент посланец Ленина Киров.

— Мы с вами дважды потерпели неудачу, — продолжал Уллубий. — Почему это случилось? По очень простой причине. Мы терпели поражение потому, что не было у нас настоящего единства! Силы наши были разрозненны. Мы были разобщены… Ведь гораздо легче сломать одну палочку, чем пучок… Так вот, друзья! Первоочередная наша с вами задача — слить воедино все подлинно революционные силы и объединиться под знаменем Российской Коммунистической партии большевиков!

Уллубий выдержал паузу, ожидая, какая будет реакция на эти слова. Он ждал всего: недоумений, возражений, споров. Сидящие в комнате люди были все до одного преданные и надежные революционеры. С оружием в руках сражались они за кровные интересы народа. По взгляды на дальнейшее развитие революции у многих были разные. Здесь ведь были не только большевики, но и члены Социалистической группы, эсеры, максималисты… Уллубий с таким напряженным вниманием ждал, как отреагируют собравшиеся на эти его слова. Но никакой реакции не последовало. Все молчали, устремив глаза на Коркмасова.

Коркмасов сидел рядом с Уллубием за стареньким столиком, покрытым полосатым домотканым паласом, и лишь краем уха прислушивался к словам докладчика. Все основные положения были согласованы ими заранее, и он решил, не теряя времени, набросать пока текст обращения к народам Дагестана. Лишь изредка поднимал он голову от бумаги, вглядывался в лица собравшихся, стараясь понять, какое впечатление произвела на них та или иная фраза докладчика.

Так было и на этот раз.

Увидев, что глаза всех присутствующих устремлены на него, Коркмасов встал. Осторожно отложив в сторону остро заточенный карандаш, он пригладил ладонью буйные волосы, спадавшие на широкий лоб. Все с нетерпением ждали, что скажет в ответ на слова Уллубия лидер группы социалистов, старый, испытанный революционер, популярный народный вождь, честно сотрудничавший все эти годы с большевиками, но так и не вступивший в большевистскую партию. Ограничится коротким возражением? Произнесет страстную горячую речь?

Коркмасов широко улыбнулся и сказал по-кумыкски одну-единственную фразу:

— Яшасын большевиклер партиясы ва уьчюнчю Интернационал![36]

Все встали в едином порыве и, обступив плотным кольцом столик, за которым сидели Уллубий и Джелал-Этдин, захлопали. Стало ясно, что споров и дискуссий не будет.

Комната сразу превратилась в гудящий улей. Все заговорили в один голос. Каждый — о чем-то своем. У стены командир одного из даргинских полков длинноусый Халимбек оживленно рассказывал что-то старому своему однополчанину еще по австро-германскому фронту — Раджабилаву Магомаеву. Рабочий из Петровска, долговязый, худой Коробов спорил о чем-то с Джалалутдином Атаевым, Гарун и Зайналабид не могли оторваться от Уллубия: не мудрено, ведь они еще ни разу не поговорили как следует после его возвращения из Москвы.

— Аявлу къонакълар![37] — на правах хозяина вдруг громко обратился ко всем присутствующим Забит. — По-моему, сейчас у нас не месяц уразы! Не мешает и подзакусить!