Три солнца. Повесть об Уллубии Буйнакском

— Прикажите снять с меня это! — требовательно обратился он к членам суда.

Люди невольно вытянули шеи, а кое-кто даже и привстал со своих мест, чтобы получше разглядеть человека, осмелившегося на скамье подсудимых держаться так гордо и независимо.

Среди членов суда возникло легкое замешательство. Пиралов, пошептавшись с коллегами, кивнул начальнику караула, стоявшему у дверей. Тот подошел к Буйнакскому и снял с него наручники.

Уллубий сделал шаг вперед и остановился перед судьями, повернувшись к ним вполоборота: так, чтобы речь его была обращена не только к важным чиновникам, восседающим за судейским столом, но и к зрителям этого спектакля.

— Господа! В своих показаниях на предварительном следствии и здесь, перед вами, я уже говорил, что принадлежу к Коммунистической партии и работал в ее интересах для передачи власти трудовому народу. Я знаю, что ждет меня за мою попытку участвовать в разрешении этого вопроса, но я смело смотрю моей смерти в глаза. Я сам, добровольно, с полным сознанием содеянного, обрек себя на это…

Мертвая тишина стояла в зале. Все слушали последнее слово Уллубия Буйнакского с напряженнейшим вниманием. Даже пожилой бритоголовый мужчина, сидящий неподалеку от Тату, тот, что уверял своего соседа, будто подсудимые будут изворачиваться и отрекаться от своих убеждений, — даже он сидел, разинув рот и приставив согнутую ладонь к уху, стараясь не пропустить ни единого слова из этой удивительной речи.

— Я вырос в ущельях гор, — продолжал Уллубий, — и хорошо изучил всю тяжесть положения горского крестьянина. Я с раннего детства посвятил всю свою жизнь всем обиженным массам и, в частности, дагестанскому народу.

Для них я и учился, чтобы быть сильнее в борьбе с вами…

Пиралов предостерегающе звякнул колокольчиком.

— Вы расстреляете меня!.. — слегка повысил голос Уллубий, опасаясь, что его могут прервать, и стараясь во что бы то ни стало довести свою мысль до конца.

— Я требую прекратить это! — вскочил прокурор. Зал загудел, как встревоженный улей.

— Пусть говорит! — раздались голоса.

— Вы расстреляете меня, — как ни в чем не бывало продолжал Уллубий, — и еще тысячу подобных мне. Но ту идею, которая живет в нашем народе, ее вы не сумеете расстрелять. Прокурор тут поминал всуе имя Маркса. Должен сказать, что это имя, господин прокурор, было единственным светлым пятном во всей вашей пустой и бессодержательной речи.

В зале раздался смех.

— Я смело иду навстречу палачам, — продолжал Уллубий, — и твердо уверен, что возмездие близко и лучи освобождения проникнут в веками порабощенные ущелья гор Дагестана.

— Господа! — снова не выдержал прокурор. — Я требую немедленно пресечь это… эту демагогию!.. Неужели вы не понимаете, что болтовней о порабощенном народе, об униженных и оскорбленных подсудимый пытается вызвать ваше сочувствие! Он рассчитывает на ваше снисхождение!..

— Я не прошу снисхождения ко мне, — жестко прервал его Уллубий. — Освобожденный народ сам отомстит за всех погибших в этой, пока неравной, борьбе. Я твердо убежден в победе Советской власти и Коммунистической партии и готов умереть за их торжество.

Он произнес эти последние слова без всякого пафоса: спокойно, ровно. Почти буднично. Но тем большее впечатление произвели они. Уллубий вернулся на свое место.

И тут всех вдруг словно прорвало.

Прокурор Басин, багровый от ярости и гнева, запихивал папки с бумагами в свой толстый кожаный портфель, громогласно выкрикивая:

— Хватит! Я ухожу! Я не желаю больше участвовать в этой либеральной комедии, разыгрывающейся тут при попустительстве полковника Пиралова! И это называется военный суд? Нет! С меня довольно!..

Он продолжал бросать в зал еще какие-то запальчивые, гневные тирады, но голос его утонул в общем беспорядочном гомоне. Теперь кричали уже все: и члены суда, и зрители. Не умолкая, надрывно звенел председательский колокольчик.

Тату так потом и не могла вспомнить, долго ли, коротко продолжалась эта суматоха и чем она кончилась. Помнила только, как повисла внезапно тяжелая тишина, и в этом гулком, напряженном безмолвии долго, невыносимо долго звучал голос Пиралова:

— «Главный военно-шариатский суд в судебном заседании в составе председателя полковника Пиралова и членов суда Кебек-Хана Аварского, Ибрагим Кади Кадиева, полковника Даногуева и полковника Нахибашева, выслушав дело о подсудимых Уллубий Буйнакском, Абдул-Вагабе Гаджи-Магома-оглы и других обвиняемых по 13-й статье Уложения о наказаниях и 3-й части статьи 108-й Уголовного Уложения, постановили: подсудимых Уллубия Буйнакского, Абдула-Вагаба Гаджи-Магома-оглы, Абдурахмана Исмаилова, Сайда Абдулхалимова, Меджида Али-оглы признать виновными в преступлении, предусмотренном 13-й статьей Уложения о наказаниях и 3-й частью статьи 108-й Уголовного Уложения, и подвергнуть их по лишении всех прав состояния смертной казни через расстреляние…»

Он долго еще продолжал читать текст приговора, называя имена других обвиняемых, другие статьи, параграфы и пункты. Но Тагу уже ничего не слышала. Она была близка к обмороку.