Три солнца. Повесть об Уллубии Буйнакском

Хозяйка извлекла из отбаша горячий чурек. Повертела в руках, подула, очистила от золы. Разломила на четыре части, положила на деревянное чара[34]. Затем были извлечены откуда-то старинные разрисованные пиалы. Их до самых краев наполнили густым коричневым калмыцким чаем, забеленным молоком.

Пить полагалось, держа пиалу в ладонях обеих рук. Иззябшие путники с аппетитом прихлебывали чай, заедая его горячим ароматным чуреком. С наслаждением чувствовали они, как тепло проникает в продрогшее тело, казалось, доходя аж до самых костей.

Один только Володин был вял и неразговорчив. Чай едва только пригубил, а к чуреку и вовсе не притронулся.

— Что с тобой, Анатолий? Почему не ешь? — тревожно обратился к нему Уллубий.

Анатолий не отвечал. И тут Уллубий увидел, что лицо его пылает каким-то нездоровым багровым румянцем.

— Ого! — сказал он, тронув его щеку рукой. — Да у тебя жар! Ты же больной…

— Да нет, — ответил Володин. — Это рана… Загнивает, наверное.

Уллубий с Юсупом осторожно развязали повязку. Раненая рука до того опухла, что рукав пришлось разрезать…

— Э-э, брат, — сказал Уллубий, глянув на гноящуюся рану, — ехать тебе нельзя. Придется остаться здесь, пока не залечишь руку.

Но Володин и слышать не хотел о том, чтобы отстать от отряда.

— Нет, нет, — твердо сказал Уллубий. — Останешься. Эти славные люди за тобой присмотрят, выходят тебя. Верно?

— Конечно! У нас тут в ауле знахарка есть, всякие травы знает. Она и не такие раны вылечивала. Обязательно выходим тебя, сынок. Оставайся, — подтвердила хозяйка.

В конце концов на том и остановились.

Когда, простившись с гостеприимными хозяевами и Володиным, путники вышли на дорогу, день уже вступил в свои права, солнце подымалось над горизонтом. Хозяин давал последние напутствия: он уверял, что по льду можно спокойно перебраться на ту сторону Терека. Однако советовал соблюдать известную осторожность: лучше всего не пускаться в этот опасный путь верхом, а вести коней под уздцы.

Однако, попробовав прочность льда, путники решили рискнуть и вскочили в седла. Сперва все шло хорошо, но вдруг конь Уллубия, видно испугавшись чего-то, шарахнулся в сторону и взвился на дыбы. И тотчас же лед под ним треснул.

— Слезай! Скорее! — закричали все вокруг. Уллубий и сам понимал, что нельзя терять ни секунды, но мысль о том, что могут потонуть хурджины с деньгами, сковала его. Он замешкался, чувствуя, что с каждой секундой все глубже и глубже погружается вместе с конем в ледяную воду.

Подскочил Юсуп и все остальные. Стащили Уллубия с седла, подхватили и хурджины. Но конь тем временем ушел под воду. Только голова виднелась над поверхностью полыньи. Огромные страдающие глаза лошади глядели на них, словно моля о помощи. Но помочь было уже нельзя.

— Эх, бедняга! — сказал Джалалутдин, вынимая пистолет. — Пристрелю, чтоб не мучилась.

Он выстрелил, и лошадь ушла ко дну.

— Плохо дело! — сокрушался Юсуп. — И деньги все мокрый стал. Что теперь делать будем?

— Что деньги! — возразил Джалалутдин. — С деньгами ничего не случится: высушим, проутюжим. А вот с Уллубием как бы не было беды. После такой ледяной ванны недолго и заболеть! Ну-ка, быстро обратно!

— Боюсь, что ты прав, — сказал Уллубий, ежась от холода. Он готов был проклинать себя за свое мальчишество.

Но все обошлось. Хозяева, поохав, просушили над огнем его одежду, и часа два спустя путники опять спускались к скованному льдом Тереку. Только на этот раз они уже были осмотрительнее: шли пешком, осторожно ведя коней под уздцы.

На территории Дагестана договорились разделиться. На небольшом хуторе у речки Акташ путники переоделись в черкески, надели горские папахи. Дальше тронулись поодиночке.

Джалалутдин направился прямо в Петровск, там у него была семья. Они с Уллубием договорились, что дня через три-четыре он приедет в Кумторкалу, разыщет там двоюродного брата Коркмасова — Забита. Тот уже будет знать, где находится Уллубий.

С Володиным было договорено, что, как только ему станет лучше, он тоже приедет в Петровск и постарается разыскать там товарищей, уцелевших после разгрома. Связь с Уллубием будет держать через Джалалутдина.

Остальные разъезжались по своим аулам: они должны были укорениться там и дожидаться дальнейших распоряжений.

Когда дело дошло до Юсупа, он неожиданно сказал:

— Товарищ Буйнакский? А можно я с вами?

— Ты же мечтал увидеться с матерью. И невеста у тебя как будто? — удивился Уллубий.

— Так-то оно так, — замялся Юсуп. — Да вас оставлять одного боюсь. К тому же еще и деньги эти…

— Ничего со мной не случится, — отмахнулся Уллубий. — Гляди, какая борода рыжая у меня выросла. Никому и в голову не придет, что этот рыжебородый абрек — Буйнакский…

Все рассмеялись. Но Юсуп упрямо настаивал на своем, и в конце концов Уллубий уступил:

— Ладно, до Кумторкалы поедем вместе. А там видно будет.

До чего же хорошо было ехать по родной земле! Ни ветров, ни снежных буранов- Только чуть промерзшая почва напоминала о суровой зиме.