Три степени свободы (СИ)

— А? Нет-нет, господин, пожалуйста, я не хочу, не надо! — Тилла замотал головой, с резвостью отнекиваясь, словно я предложил им утопиться, а не щедрость.

Карие глаза стали еще больше и смотрели на меня не то чтобы в страхе… А может и в страхе, но только не передо мной все же.

— Идиот… Ты ведь даже не знаешь, что такое бордель, да?

Тилла склонил голову, и стало очевидно, что я попал в точку.

— Убирайся, пиявка, — сил терпеть его дольше не было.

Мерзкий невежда.

*

Они уехали. Господин Ореванара, Бора и Эллин уехали, оставив меня и серебряный ключ наедине.

Я сразу помчался туда, радуясь предоставленной наконец возможности. Ведь по прибытии принца и короля такая возможность точно исчезнет.

Два поворота ключа, а потом еще два — чтобы закрыться, чтобы сделать вид, что меня здесь нет.

Вещи господина, которые я и так трогал каждый день, больше не представляли исключительно интереса. Все, о чем я думал, — это только его кровать с мягкими подушками.

Раздевшись, я залез под одеяло и начал воображать, что лежу не один. Что вот он, господин, рядом, только руку протяни, и плоть чужую почувствуешь. Запах господина действовал успокаивающе, я был словно на облаке… Глаза закрывались сами собой, мне мерещились прикосновения, которых на самом деле не было.

А потом я перевернулся на живот, и нечто отрезвляющее пропустило через меня свои когти. Мне было так хорошо, и в один момент стало очень плохо. Мне хотелось не то чтобы плакать, проливая редкие слезы по щекам, мне хотелось рыдать. Я давился костью желания, я умирал, и кроме воя, из моего горла ничего не вырывалось. Слез не было вообще, меня просто корчило и выгибало под чужим одеялом, на чужой подушке, и я стал противен самому себе.

В ушах звучало «животное», «животное», «грязный зверь» спокойной интонацией господина, и мне было мерзко. Наверное, такую же мерзость господин всегда чувствовал в отношении меня.

Тогда, на его кровати, я, кажется, смог его понять. Единственный, первый и последний раз.

Но остановиться я все равно не мог, и это причиняло немыслимую тоску от бессилия… Я совершенно не мог с собой справиться, не мог перестать идти на поводу у желания…

А потом приступ оставил меня в покое. Запах господина выровнял дыхание, успокоил сознание, запах цели моего желания напомнил мне о том, насколько же оно все-таки прекрасно…

И я заснул, представляя, как господин гладит меня по плечам и шепчет:

«Все хорошо, Тай, ты не делаешь ничего плохого, ты не желаешь ничего плохого… Ты славный, добрый, мой зверь…»

Проснувшись, я увидел господина, стоящего в проеме, и только после этого ощутил слабый удар по щеке. Эллин будил меня, и на его лице было удивление вкупе с ужасом.

Господин же сохранил полное хладнокровие, будто он знал, что увидит меня в своей постели однажды.

— Как ты посмел спать в кровати господина?! — кричал Эллин. — Как ты посмел?!

Избежав второго удара по щеке, я поднялся и подобрал с пола свою одежду. Ни убегать, ни одеваться я не торопился, просто выжидал, что он сделает…

Господин Ореванара смотрел на меня, его взгляд опускался все ниже, и мой член от этого только креп. Он прикрыл глаза, когда заметил мое возбуждение, и подошел, чтобы ударить по щеке. Удар вышел слабее, чем у Эллина, но гораздо горше.

— Вон, — голос его не дрогнул, и я поспешил убраться подальше, зная, что мне светит по меньшей мере наказание за такой проступок.

Но я думал не о наказании, а о том, что теперь будет думать господин обо мне… И догадается ли он…

*

Эллин шел рядом, неся купленную ткань, которую я собирался отдать мастеру, когда уже определюсь, что именно мне хотелось бы воплотить.

Достав ключ, я открыл дверь спальни и увидел то, что пригвоздило меня к месту, на котором я стоял. Не сразу поняв, кто спит в постели, приказал Эллину, также замершему:

— Разбуди.

Эллин с побелевшим лицом аккуратно приблизился к спящему, также аккуратно перевернул его, ахнул и ударил по щеке…

— Как ты посмел спать в кровати господина?! — пытался образумить кого-то слуга. — Как ты посмел?!

А потом этот кто-то поднялся и подобрал одежду с пола, чтобы предстать передо мной во всей красе.

Абсолютно нагой зверь с невозмутимым лицом держал спину прямо и не спешил распинаться в извинениях… Шея его была напряжена, плечи расправлены, грудь вздымалась равномерно, мышцы живота обрисовывались также напряженными … Он был словно волк, готовый к прыжку. А когда мой взгляд опустился еще ниже, завершая осмотр, я заметил, что готов он вовсе не к прыжку.

Ударить его по щеке — это все, что было в моих силах. Тилла был уже немного выше меня, и при этом намного сильнее.

— Вон, — приказал я, и он исполнил беспрекословно.

— Господин Ореванара… — зашептал Эллин, посмев сделать шаг ко мне. — Господин Ореванара…

— Что ты пытаешься сказать, Эллин? — я закрыл дверь. — Зажги все свечи.

— Да, господин Ореванара.

Подойдя к кровати, на которой была примята подушка и отогнуто одеяло, я подавил в себе прилив ненависти. Зверь не заслуживал моей злости.

— И смени постель.

— К-конечно, господин.

Я слышал крики, только крики вовсе не того человека, которого бы мне хотелось услышать.