Три столетия реформ и революций в России

Под непосредственным влиянием западных идей и революций 1830 г., памяти о декабристском мятеже, в обществе формируется радикальное течение. Наряду с ним определяются общественно-политические и философские течения славянофилов и западников. Русская мысль спешила одновременно осознать себя самое, определить место России в ряду великих держав и наметить дальнейший путь ее развития. Чрезмерно общие определения упрощают интенсивный процесс внутреннего развития русского общества. А.И. Герцен писал о тех годах: «Молодежь вдалась кто в панславизм, кто в немецкую философию, кто в историю или в политическую экономию; одним словом, никто из тех русских, которые были призваны к умственной деятельности, не мог, не захотел покориться застою». А в 1851 г. российский изгнанник в Лондоне утверждал, что русский народ «нисколько не находится в застое… Напротив того, Россия – государство совершенно новое – неоконченное здание, где все еще пахнет свежей известью, где все работает и вырабатывается, где ничто еще не достигло цели, где все изменяется – часто к худшему, но все-таки изменяется». Так под оболочкой застоя А.И. Герцен точно уловил главную черту Николаевской эпохи – внутреннее созревание общества.

О том же в 1835 г. писал и А.С. Пушкин: «Москва, утратившая свой блеск аристократический, процветает в других отношениях: промышленность, сильно покровительствуемая, в ней оживилась и развилась с необыкновенною силою, купечество богатеет и начинает селиться в палатах, покидаемых дворянством… Философия немецкая, которая нашла в Москве, быть может, слишком много молодых последователей, кажется, начинает уступать духу более практическому». Правда, однозначные оценки здесь невозможны. В то же время, наряду с ростом новых укладов и формированием нового сознания, ухудшалось положение старых укладов хозяйствования и усугублялись недостатки старого строя.

Властью сознательно сохранялся принцип сословного деления общества, более того, сословный принцип последовательно проводился для недопущения социальной мобильности, это ясно видно по данным социального происхождения учащихся.

Сословный состав учащихся средней школы в 1833–1853 гг.

Год – Дворяне, чиновники, % – Духовенство, % – Податные сословия, %

1833 – 78,9–2,1 – 19,0

1843 – 78,7–1,7 – 19,6

1853 – 79,7–2,3 – 18,0

Неколебимым оставался старый институт судебной власти как части администрации, что порождало широко распространенное самоуправство местных властей, беззаконие и произвол в судах по отношению как к низам общества, так и к дворянству. Стоит напомнить хотя бы знаменитое «дело Сухово-Кобылина», арестованного в 1850 г. по подозрению в убийстве своей любовницы и испытавшего многолетние мытарства самодержавного правосудия. Между тем в Римской империи судебные инстанции были отделены от власти еще во II в. до Р.Х.; после крушения Римской империи независимость судебных институтов установилась в странах Западной Европы к XIV в., и в частности, во Франции судебное учреждение Парижский парламент играло большую роль в общественной жизни. Россия же, отмечает Р. Пайпс, в этом отношении «напоминала древние восточные монархии, где царские чиновники, как правило, отправляли правосудие в рамках своих административных обязанностей».

В деревне шло обнищание и помещичьих и государственных крестьян, которые не могли прокормиться собственным хозяйством. К концу николаевского царствования насчитывалось 23 млн помещичьих крестьян обоего пола, из них дворовые – 1,5 млн, приписанные к частным фабрикам и заводам – 0,5 млн человек; государственных крестьян – около 19 млн обоего пола. Усилился процесс отходничества: на промыслы уходило около 1,3 млн помещичьих крестьян. Так постепенно фактически слабели узы, привязывавшие крестьянина к помещику и земле, формировался рынок наемной рабочей силы для мелкой и крупной промышленности.

Однако представление об «экономическом кризисе крепостного строя» нуждается в уточнении. Еще в 1898 г. П.Б. Струве смог доказать, что накануне своей отмены крепостничество достигло высшей точки экономической эффективности, а позднейшие исследования советских историков подтвердили это мнение. Объяснение тому – в повышении эффективности части помещичьих хозяйств, вызванном усилиями освобожденных от обязательной государственной службы дворян по более современному ведению дел. Но большая часть помещичьих хозяйств велась попросту, дворяне по старинке устанавливали размер барщины и оброка по своему усмотрению, стремясь выжать как можно больше из труда своих крепостных. Кризис помещичьего хозяйства был виден в росте помещичьей задолженности, составившей к концу царствования 425 млн рублей. Показательно, что в 1833 г. помещики заложили в кредитных учреждениях 43,2 % ревизских душ, а в 1859 г. уже 66 %.