Три судьбы

Где, кстати, этот, тщательно продезинфицированный паспорт сейчас? Надо бы отыскать. И права – год спустя после той истории он, тоже для забавы, даже права на эту фамилию получил – обновить не помешает. И загранпаспорт с шенгеном на Леонида Седова оформить! С загранпаспортом могут возникнуть сложности, но так даже веселее. Квест своего рода: сверни направо, подкупи злую собаку припасенным печеньем, поднимись по лестнице, вскрой запертый шкаф и – получи код, открывающий тебе… Что, собственно, открывающий? А не важно! Смысл квеста – в преодолении препятствий. Не в результате.

Хотя… аккуратненькая стопочка документов, годных на любой случай, – это приятно. Зря, что ли, Савва научил их японской поговорке: «даже если меч понадобится единожды, носить его надо всю жизнь». Пусть будет. И документы пусть будут. Надобности никакой, но мысль о возможности в любой момент стать кем-то другим (не навсегда, боже упаси, на пару дней, на неделю – развлечься), сама эта мысль не то согревала, не то веселила. Возвращала почти забытое с молодости чувство полной свободы.

До отправления «Магнуса» оставалось минуты две. Можно будет поужинать и лечь спать – если в Хельсинки никто не подсядет, то до самого Питера, пожалуй. Или даже не ужинать? Есть не хотелось совершенно.

* * *

– Ой! Валентин Григорьевич?

Она стояла в проеме купейной двери, обведенная по контуру коридорным светом. Голубоватым, мертвенным. Но, вопреки холодному этому сиянию, в темно-каштановых волосах просверкивали золотые искры. И в глазах. Улыбка, почти робкая, тоже светилась! И вся она – сияла! Такая… живая, такая победительно юная.

Звали ее, кажется, Мия.

Да что там – кажется. Конечно, он ее запомнил. Такую – да не запомнить! Еще когда Ульянка и Платон учились в школе, она, как многие одноклассники и одноклассницы, бывала в их доме.

Ему, разумеется, и в голову бы не пришло посягать на ровесницу дочери. Пусть до окончания школы им оставался всего один класс, но – да вы что! Однако не запомнить эти капризные губы, эти детские и одновременно знающие глаза, это гибкое тело было невозможно! Она даже снилась ему пару раз. Ну или не пару… И когда Ульянка с деланым равнодушием сообщила о своем поступлении на бюджет и обмолвилась, что за компанию все оказалось гораздо легче, Гест почему-то обрадовался. Было что-то интимное в том, что он знает, где учится эта яркая, притягательная до дрожи в позвоночнике девочка. Даже в ее имени звучало что-то одновременно и сияющее, и бесконечно темное.

Иногда он думал: вот когда Ульяна и Мия доучатся до дипломов и рассеется это глупое, но почти непреодолимое табу – соученица дочери! – вот тогда, быть может… Нет-нет, он не строил никаких планов. Но мужчины не забывают красивых женщин. Тем более – настолько красивых!

«Табу, говоришь», – усмехнулся он мысленно. Но ты ведь ничего и не предпринимал, разве нет?

Оно само – оправдываются дети, уронив вазу, банку с вареньем, зеркало…

Оно само… Она сама!

Сейчас Мия делала вид, что попала в его купе случайно – попутчики, мол. Не только красотка редкостная, не только жар на всю окрестность источает – еще и соображать умеет! Ах, какая… м-м…

В совпадения он не верил, конечно.

Понятно, что девочка специально все подстроила. То есть специально от и до. Наверняка в Турку у нее никаких дел не было – приехала туда из-за вот этого поезда, выяснила, в каком купе Гест поедет, забронировала второе место… Ради него. Приятно, что и говорить.

Ты же мечтал, чтобы Леля вдруг из Питера сюда сорвалась – и встала в дверях купе, облитая сиянием, с легкой улыбкой, с лукавинкой в глазах…

Но вот так – разве не лучше?

Дим его подкалывал время от времени: не думаешь же ты, что эти девочки, на которых ты… отвлекаешься, не думаешь же ты, что они на тебя западают из-за неземной твоей красоты и прочей харизмы. Им просто нужен богатый. Стали бы они с тобой… развлекаться, будь ты бедный? Гест только плечами в ответ пожимал: а разве эти деньги заработал кто-то другой, не я? Деньги, статус, власть – ими в первую очередь меряется успех. И выглядел он лучше многих двадцатилетних. Да и харизма у него была вполне… харизматическая. Не в одном богатстве дело. Они чувствовали, что он – вожак. Тянулись к нему, как мотыльки к огню. Не задумывались, что можно крылышки опалить.

Эта, быть может, и задумывалась.

Страшно ей сейчас, наверное. Стоит в вагонном коридоре и небось придумывает, как к «делу» перейти. А чего придумывать? Неужели сама не понимает, насколько силен исходящий от нее запах соблазна? Да, именно так он и подумал: запах соблазна. Если совсем грубо: аромат разгоряченной желанием плоти. Как у Шекспира: тело пахнет так, как пахнет тело, не как фиалки нежный лепесток.

Он мог бы, конечно, не поддаваться этому зову – кстати, исходное английское sex appeal в буквальном переводе, собственно, и означает «зов пола»… Но почему ему нужно сопротивляться?