Три судьбы

– Вам повезло, что это был не мотоциклист, – объяснял ему очень вежливый полицейский несколько часов спустя. – В противном случае травмы оказались бы куда значительнее.

Ну да, ну да. Перелом шейки бедра – это теперь называется повезло. Впрочем, очень может быть, что полицейский прав. Скутер, который Валентин принял за мотоцикл, действительно легче. А то, что скутериста практически невозможно отыскать (полицейский вздыхал, извинялся, выражал сожаления), так и пусть. Если бы его нашли, разве от этого Алина нога стала бы целой?

Тот же полицейский сказал, где лучше арендовать машину с пандусом для инвалидного кресла. Кресло Гест, с помощью того же полицейского, купил самое лучшее – с электроприводом, полочками и черт знает чем еще. Ходить самостоятельно Аля еще долго не сможет, но не сидеть же из-за этого в четырех стенах! Достопримечательности вполне можно осматривать и из кресла-каталки. Гулять – тем более. Парков в Зальцбурге имелось множество – и все красивые, старинные, ухоженные.

* * *

Ходить без костылей Аля принялась уже в начале лета. Пыталась во всяком случае. Морщилась от боли, скрывала слезы, бледнела. Гест изо всех сил уговаривал ее не торопиться. Она вроде бы соглашалась, но стоило оставить ее без присмотра, опять начинала тренироваться. Гест в шутку грозился, что будет ее связывать, а сам восхищался: какая несгибаемость, какое, в самом лучшем смысле слова, упрямство! Через боль, через «не могу» тянуть себя к способности «твердо стоять на ногах». Вот уж воистину: пока не потеряешь, не оценишь, что у тебя было. Даже если это всего лишь способность ходить. Такой привычный пустяк, казалось бы, а лишишься его – и уже почти мертвый.

Да, он пытался разрядить ситуацию, развеселить. Но получалось с каждым днем все хуже и хуже.

– А говорят, все женщины мечтают, чтобы их носили на руках…

– Это хорошо, когда ты в любой момент можешь сама встать и пойти. Тогда да, приятно. А иначе… – И она опять принималась разрабатывать свою несчастную ногу.

– Ты случайно профессиональным спортом никогда не занималась?

– Меня бесит беспомощность! Лето почти кончилось, а мы все еще сидим, как… как привязанные! Давай уже уедем куда-нибудь! Я скоро возненавижу этот проклятый Зальцбург!

– Но герр Мюллер…

Так звали врача, к которому Аля ходила на осмотры.

– К черту герра Мюллера! Я уже вполне нормально хожу! Десять километров вряд ли осилю, но пару-тройку – вполне. А может, и десять… Если не бегом.

– Да-да, конечно. Но давай еще хотя бы недельку…

– Ага. А потом еще недельку, да? Или вообще квартиру тут купим. Я уже всех дежурных на ресепшене наизусть знаю, всех официанток в окрестных кафе, с нами полицейские патрульные здороваются!

– Да что в этом плохого?

– Я… я боюсь.

– Боишься? Чего?

Аля помотала головой и хлюпнула носом.

Гест почти испугался. И от отчаяния принялся рассказывать о своих дорожных приключениях: о заваленной дороге, о Гале, о том, как сидел на террасе кафе, как искал другое кафе с вай-фаем, как выбирал маршрут из Праги в Зальцбург, как в автобусе ему приснились львы…

– А уже здесь такие два колоритных персонажа попались – даже не знаю, почему сразу тебе не рассказал. На радостях, наверное, забыл. Сперва дикий совершенно юноша, зоозащитник, что ли. Про каких-то тюленей говорил, листовку совал – ну и денег просил, конечно. Да это бы ладно, но он, представляешь, даже наушники не снимал. Может, чтобы возражений своих жертв не слышать? Я вправо, и он вправо, я влево, и он влево. Еле ушел, ей-богу. И тут, уже на улице, хватает меня старуха. Тоже такая… впечатляющая. Вся в черном, но не арабка, а скорее сицилианская вдова. Да, черная юбка, черная блуза, черная мантилья, черные кружевные перчатки без пальцев.

– Митенки, – без всякого выражения подсказала Аля.

– Перчатки-то? Ну, может быть, не знаю, как ваши дамские штучки называются. Вот ее я даже послушал, она твердила, что я за птицей гонюсь. А я же в самом деле гнался, только птица – и не птица вовсе. Тоже, в общем, верно. – Гест притянул Алю к себе, чмокнул в теплую макушку, прижал покрепче, засмеялся от удовольствия.

Но Аля не смеялась. Пока он рассказывал, глаза ее все сильнее темнели, она даже губу прикусила.

– Аля! Черепашка! Что с тобой?

Она помотала головой:

– А ты еще удивляешься, почему я боюсь. Этот, с листовками, так на вокзале и остался, ты не обратил внимания?

– Да вроде бы. Он там ко всем приставал. Да можно сходить проверить, такие типы годами на одном месте пасутся.

– Нет-нет. За тобой он не шел?

– Да нет же!

– А эту… старуху ты больше не видел?

– Нет. Такую бы я точно заметил.

– А если бы она переоделась?

– Ну… если бы переоделась… Погоди, ты хочешь сказать, что это – не случайности?

– Не знаю. Не хочу. Но…