Читаем Три Светланы полностью

 В родной деревне Браджеша Сингха на берегу Ганга, в глуши, в 600 милях от Дели, Светлану ожидали. Собралось много народа из всех окрестных деревень, многие пришли пешком издалека, в простых, белых одеждах, босиком. Сингха здесь все знали и любили. Он никогда никому не отказывал в помощи: советом, деньгами, посредничеством … Сразу же началась церемония прощания. Светлана передала драгоценную ей урну в руки брата Сингха. Мужчины отправились к лодкам. Женщины остались на берегу – им нельзя! Добравшись до середины реки, все мужчины в лодках встали и долго молчали. Затем прах был развеян над водами Ганга. Вслед стали бросать цветы, много цветов, которые плыли далеко вниз по течению, в океан, как того хотел Браджеш Сингх. Кругом стояли простые люди, не раджи и не министры. Лица многих были залиты слезами. Светлана сказала про себя, глядя на реку: «Прощай, Браджеш! Прощай! Ты, наконец, дома!» – Возле этой реки она чувствовала себя спокойной, сильной и неуязвимой. – «Да, я останусь здесь, у меня есть индийская виза, останусь до конца срока, я ничего не нарушаю. А там посмотрим, что дальше…»

Светлана осталась в деревне и начала погружаться в индийскую жизнь как в теплую, ароматную ванну, наслаждаясь ею каждую минуту. Жизнь в деревенской глуши была во всех отношениях иной, непохожей на ее прежнюю, а это тогда и было для нее необходимо как воздух. Она устала от напряжения последних дней в Дели, последних месяцев в Москве, последних трех лет, и от всех сорока лет ее ненормальной двойственной жизни. Она чувствовала, что внутренне подошла к какому-то пределу, за которым может произойти глубокий внутренний перелом.

Она могла часами сидеть у реки, глядя как меняется Ганг в разное время суток. Ей казалось, что вот именно здесь она находится в некоей наилучшей для нее точке всей земли – так хорошо и спокойно было ей. Таким неожиданным, таким хрупким и временным было это блаженство, что она пила каждую минуту этого покоя как сладкий нектар.

Вскоре в деревню приехал племянник Сингха вместе с женой и шестью дочерями. Старшей было уже шестнадцать, и она готовилась к свадьбе с богатым молодым человеком, которого видела всего один раз в жизни. Деревня находилась в избирательном округе, от которого баллотировалась в премьер-министры Индира Ганди. Племянник готовил встречу Ганди с избирателями. Находясь в его доме, Светлана впервые в жизни ударилась о невидимую преграду, воздвигаемую аристократией между собой и прочими. Махарани и махараджи (князья и княгини, княжны) продолжали разговаривать в ее присутствии так, как будто в комнате была только мебель. Это было не грубо, – просто вас здесь нет, или вы как те три собаки на ковре, на которых никто не обращает внимания. Шесть дочек иногда задавали Светлане вопрос для приличия, – так, как погладили бы собаку…

Приехала Индира Ганди. После выступления, оставшись в тесном кругу приближенных, она приветливо спросила Светлану, как ей нравится в индийской деревне. Глядя ей прямо в глаза, Светлана сказала, что очень нравится, и что ей хотелось бы остаться здесь возможно дольше… Индира несколько наивно спросила: «А Вам не разрешают?» На следующее утро, уже попрощавшись со всеми, Индира вдруг подошла к Светлане, протянула ей обе руки и тепло глядя, сказала: «Я Вам желаю счастья!» Тронутая этой неожиданной сердечностью, Светлана ответила: «Желаю Вам успеха!» Нельзя однозначно утверждать, говорил ли или не говорил племянник Сингха с Индирой Ганди о желании Светланы Аллилуевой остаться в Индии. Возможно, и говорил, но премьер-министр решила не омрачать отношения с Советским Союзом.

Вся родня Сингха уже знала о желании Светланы. Однажды кто-то из старших дочек племянника сказала Светлане, почему бы ей не попросить убежища в американском посольстве, чтобы вернуться в Индию потом с американским паспортом? Их отец знает посла США и мог бы с ним поговорить. Живя в Москве, Светлана, конечно, знала, что советские граждане нередко так и поступают. Но в те дни она и представить себе не могла, что подобная мысль может быть реальной возможностью. В отличие от нее, даже в далекой индийской глуши, никому это не казалось чем-то сверхъестественным. Вся родня говорила о такой возможности для Светланы с наивным непониманием политического значения такого шага. Они просто верили в святую истину: человек выбирает сам, где ему хочется жить. Светлане трудно было переубедить, что это неприемлемо для нее и что этот путь ей не подходит. Она слишком хорошо понимала, что означал бы такой шаг, и даже только разговоры о нем, если бы они дошли до советского посольства.

Из посольства, встревоженного долгим отсутствием Светланы, дважды приезжал ответственный сотрудник, уговаривая Светлану вернуться вместе с ним в Дели. Светлана ссылалась на право продления своего пребывания за рубежом максимально на три месяца, если приглашающая сторона обеспечивает это пребывание. Сотрудник вынужден был акцептировать это общепризнанное право и уезжал, заручившись обещанием Светланы вернуться в Дели.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза