Три Светланы

Уже сама внутренняя атмосфера помещения резко диссонировала с наружной жизнью, из которой Светлана вошла в небольшое здание грузинской миссии. Сразу бросался в глаза хороший вкус в подборе мебели, в выборе цветовой гаммы стен, в источающих мягкий свет светильниках … Навстречу Светлане поднялся элегантно одетый мужчина средних лет. Он широко улыбался, но заметно было, что он нервничал и с любопытством разглядывал ее. «Это очень приятный сюрприз для нас», – прозвучала в ушах Светланы короткая фраза на русском языке с давно забытым из детства, ни с чем не сравнимым акцентом. Он сообщил, что Светлане вместе с дочерью разрешено жить в Грузии. После того как формальная часть закончилась, он предложил вина, пододвинул вазу с фруктами.

После месячного пребывания в Москве Светлана с Ольгой улетели в Грузию. В аэропорту Тбилиси их встречали несколько дам в дорогих меховых пальто – грузины любят хорошо одеваться, для них это исключительно важно. Дамы вручили шикарный букет, сверкали улыбками. И хотя Светлане было понятно, что эти дамы представляли партию и правительство, делали они это куда лучше – проще, теплее и естественнее.

Для Светланы и Ольги началась совершенно иная, по сравнению с Москвой, жизнь. Их поселили в загородной резиденции для гостей. От Ольги не требовали сразу же усаживаться за парту и изучать грузинский язык. Вместо этого ее отправили в школу верховой езды. Ольга уже имела опыт хорошей наездницы и быстро завоевала симпатии окружающих. Появились друзья. К ней вернулась уверенность в себе. Лишь затем начались домашние занятия по русскому и грузинскому языкам, с талантливыми педагогами, с сильными личностями. Ольга чувствовала горячую симпатию к себе и отвечала тем же. На этом основывался успех. Через полгода она уже могла слегка объясняться на обоих языках.

Ольга ходила в кружок рисования, занималась музыкой и пением. За короткое время выучила популярные грузинские песни и научилась аккомпанировать себе на пианино. Она стала незаменимой в молодежных компаниях. Жизнь ее преобразилась. Она расцвела, похорошела, сменила джинсы на юбку … Ей нравилось отвечать по-грузински, когда спрашивали по-английски: это всегда вызывало удивление, восторг и поцелуи. Ее сверстников интересовала Америка, и Ольга была для них источником информации, любопытства и искренней симпатии.

Светлана понимала, что скорее дочь найдет себе место в новых условиях, но – не она. От нее терпеливо, в отличие от Москвы, но тоже ждали, что она займется делом, «вольется в коллектив». При встрече с Э.А. Шеварднадзе она сказала ему, что, поскольку она по образованию историк, то ей хотелось бы всерьез заняться историей Грузии. Казавшийся ей лояльным и услужливым, Эдуард Амвросиевич, на удивление, твердо заявил ей: «Не надо Вам этого!» Светлана поняла, что проявляя желание изучать грузинскую культуру, стремление Грузии к независимости, она дотронулась до кровоточащей раны – бестактно, глупо, даже дерзко. Это было сокровенно и для нее закрыто.

Шло время, и она все более и более приходила к осознанию, что не сможет «войти снова в коллектив» под контролем партийной организации, – одна мысль об этом лишала ее сна. На нее по-прежнему смотрели как на странную птицу, залетевшую сюда по ошибке, – разглядывали с любопытством и неизменно заводили разговор о том, «какой великий человек был Ваш отец». От этого было невозможно увернуться. В Грузии это была какая-то болезнь. Все были одержимы бесконечными рассуждениями на эту тему. Светлане же было очень трудно вообще что-либо отвечать им, она сердилась и нервничала, а они не понимали, почему…

Большим минусом для Светланы было незнание грузинского языка. Поскольку более половины ее предков были грузины, она должна была бы знать «свой язык», но ее не учили грузинскому в детстве, это не было принято. На нее и без этого смотрели достаточно косо. Обожатели ее отца полагали, что она не уделяла достаточного внимания им и памяти Сталина. Она с большим трудом отговаривалась от различных публичных появлений и посещений, таких, например, как празднование 40-летия победы в Тбилиси и в Гори, где ее специально просили присутствовать. Она не поехала туда, чтобы не стать центром всеобщего внимания. С другой стороны, в Грузии жили потомки сталинских чисток и репрессий, и в их глазах принятие в страну дочери тирана было кощунством, по крайней мере, неуважением к памяти погибших. В Тбилиси, в церкви они требовали не допускать «к службе» Светлану и дочь.

Прошло восемь месяцев после приезда Светланы в Советский Союз, и она, наконец, получила первое и единственное письмо от старшей дочери Екатерины Ждановой – талантливого ученого-вулканолога с Камчатки. Светлана знала, что Катя была в Москве, посещала бабушку, но о своих кратковременных приездах не сообщала, хотя Светлана писала ей и готова была поехать на встречу.