Три товарища

Поблизости было довольно большое кафе. Мы пошли туда, сели за столик у входа. К нашему удивлению, свободных мест почти не было. Играл женский ансамбль, было шумно и весело. На оркестрантках красовались пестрые бумажные шапочки, многие посетители были в маскарадных костюмах, над столиками порхали ленты серпантина, взлетали воздушные шары, кельнеры с тяжело нагруженными подносами сновали по залу, который так и ходил ходуном под всеобщий галдеж и хохот.

— Что здесь происходит? — спросил Кестер.

Белокурая девушка, сидевшая за соседним столом, осыпала нас целым облаком конфетти.

— Вы что, с луны свалились? — рассмеялась она. — Даже не знаете, что сегодня первый день карнавала?

— Вот оно что! — сказал я. — Ну, тогда пойду помою руки.

В туалет надо было идти через весь зал. У одного из столиков мне преградили путь несколько пьяных мужчин, которые пытались взгромоздить какую-то дамочку на стол, требуя, чтобы она им спела. Та отбивалась и визжала. При этом она опрокинула столик, и вся компания повалилась на пол. Я стоял, ожидая, когда освободится проход, и озираясь. Вдруг меня как будто ударило током. Я оцепенел, кафе куда-то исчезло, я не слышал ни шума, ни музыки, ничего, только мелькали расплывчатые, неясные тени — зато с необыкновенной отчетливостью, резкостью, ясностью предстал один столик, один-единственный столик во всем этом бедламе, а за ним молодой человек в шутовском колпаке, обнимавший за талию какую-то пьяную девицу: человек был с тупыми, стеклянными глазами и очень тонкими губами, а из-под стола высовывались броские, ярко-желтые, начищенные до блеска краги...

Меня, проходя, толкнул кельнер. Я как во хмелю сделал несколько неверных шагов и снова остановился. Стало невыносимо жарко, но меня трясло как в ознобе. Руки намокли. Теперь я различал и остальных, сидевших за столиком, слышал, как они с вызовом что-то пели, отбивая такт пивными кружками. Опять меня кто-то толкнул.

— Не загораживайте проход, — услышал я.

Я машинально пошел дальше, нашел туалет, стал мыть руки и очнулся, только когда ошпарил их почти кипятком. Тогда я пошел назад.

— Что с тобой? — спросил Кестер.

Я онемел.

— Тебе плохо? — спросил он.

Я покачал головой и посмотрел на соседний столик, за которым сидела строившая нам глазки блондинка. Вдруг Кестер сделался белым. Его глаза сузились. Он наклонился ко мне.

— Да? — спросил он чуть слышно.

— Да, — ответил я.

— Где?

Я посмотрел в ту сторону.

Кестер медленно поднялся. Так змея принимает боевую стойку.

— Осторожней, — шепнул я. — Не здесь, Отто.

Он отмахнулся одной кистью руки и медленно пошел вперед. Я готов был броситься следом. Тут какая-то женщина повисла у него на шее, нахлобучив ему на голову красно-зеленый бумажный колпак. Но в ту же секунду она вдруг отвалилась, хотя Отто ее даже не коснулся, и озадаченно уставилась на него. Обойдя весь зал, Отто вернулся к нашему столику.

— Смылся, — сказал он.

Я встал, окинул взглядом зал. Кестер был прав.

— По-твоему, он узнал меня? — спросил я.

Кестер пожал плечами. Только теперь он почувствовал, что на нем бумажный колпак, и смахнул его.

— Ничего не понимаю, — сказал я. — Я был в туалете всего одну-две минуты.

— Ты был там более четверти часа.

— Что?.. — Я снова посмотрел в сторону того столика. Остальные тоже ушли. Ушла и девушка, которая была с ними. Если бы он меня узнал, он наверняка исчез бы один.

Кестер подозвал кельнера.

— У вас есть еще один выход?

— Да, вон там, с другой стороны, — на Гарденбергштрассе.

Кестер достал монету и дал ее кельнеру.

— Пойдем, — сказал он мне.

— А жаль, — с улыбкой произнесла блондинка за соседним столиком. — Такие представительные кавалеры.

Ветер на улице ударил нам в лицо. После душного кафе он показался нам ледяным.

— Ступай домой, — сказал Кестер.

— Их было несколько, — ответил я и сел рядом с ним в машину.

«Карл» рванулся с места. Мы исколесили вдоль и поперек все улицы вокруг кафе, постепенно удаляясь от него, но так никого и не встретили. Наконец Кестер остановился.

— Уполз, — сказал он. — Но ничего. Теперь он от нас не уйдет.

— Отто, — сказал я. — Нам надо оставить это дело.

Он посмотрел на меня.

— Готфрид все равно уже мертв, — сказал я, сам удивляясь тому, что говорю, — и от этого он не воскреснет...

Кестер продолжал смотреть на меня.