Три товарища

— Слишком широкими стали… слишком широкими… — машинально бормотала она, стоя перед зеркалом. Потом повернулась ко мне.

— Ты привез с собой смокинг, милый?

— Нет, — сказал я. — Не думал, что он мне здесь понадобится.

— Тогда пойди к Антонио. Он тебе одолжит. У вас совершенно одинаковые фигуры.

— А он что наденет?

— Он наденет фрак. — Она прихватила булавкой складку на платье. — Кроме того, пойди покатайся на лыжах. Мне нужно поработать. А при тебе я не смогу.

— Несчастный Антонио, — сказал я. — Я его просто граблю. Что бы мы делали без него.

— Он хороший парень, правда?

— Да, это правда, — ответил я. — Именно хороший парень.

— Не знаю, как бы я обошлась без него, когда была тут одна-одинешенька.

— Не надо вспоминать об этом. С тех пор прошло столько времени.

— Правильно. — Она поцеловала меня. — А теперь иди кататься.

Антонио уже ждал меня.

— Признаться, я и сам догадался, что вы приехали без смокинга, — сказал он. — Примерьте-ка мой.

Смокинг был чуть узковат в плечах, но в общем подошел.

— Завтра повеселимся на славу, — заявил он. — К счастью, вечером в конторе будет дежурить маленькая секретарша. Старая Рексрот ни за что не выпустила бы нас. Ведь официально все это запрещено. Но неофициально мы, разумеется, уже не дети.

Мы пошли на лыжах. Я уже довольно прилично овладел ими, и не имело смысла снова тренироваться на учебной поляне. Нам встретился мужчина с бриллиантовыми кольцами на пальцах, в клетчатых штанах, с пышной бабочкой на шее — так одеваются художники.

— И чего только здесь не увидишь, — сказал я.

Антонио улыбнулся.

— Этот как раз довольно важная персона. Он — сопроводитель трупов.

— Как это? — не понял я.

— Сопроводитель трупов, — повторил Антонио. — Ведь сюда стекаются туберкулезники со всего света. Особенно много из Южной Америки. А большинство семей желает хоронить своих близких на родине. И вот такие сопроводители, конечно, за приличное вознаграждение доставляют цинковые гробы к месту назначения. Так они постепенно богатеют и разъезжают по всему свету. А вот этого смерть сделала настоящим денди, в чем вы могли убедиться.

Еще некоторое время мы поднимались вверх, потом встали на лыжи и помчались. Белые склоны вздымались и опускались, а за нами, неистово тявкая и повизгивая, утопая по грудь в снегу, красно-коричневым шариком несся Билли. Он снова привык ко мне, хотя в пути частенько поворачивал обратно и с развевающимися ушами летел напрямик к санаторию.

Я отрабатывал поворот «христианин». Всякий раз, когда я скользил вниз по склону и, готовясь к развороту, расслаблялся всем телом, я загадывал: «Если получится, если устою на ногах, то Пат выздоровеет». Ветер свистел мне в лицо, лыжи зарывались в тяжелый снег, но раз за разом я карабкался вверх, находил все более крутые спуски, все более пересеченные участки, и когда опять и опять все выходило как нельзя лучше, я шептал: «Спасена!» Конечно, я понимал, что это глупо, но все-таки радовался, чего со мной давно уже не бывало.

* * *

В субботу вечером состоялся массовый тайный побег. Антонио заказал сани, которые ожидали нас на спуске, чуть в стороне от санатория. Сам Антонио в лакированных туфлях и распахнутом пальто, из-под которого сверкала белоснежная манишка, сел на салазки и, оглашая воздух тирольскими фиоритурами, скатился по склону прямо к санным упряжкам.

— С ума сошел парень, — сказал я.

— А он часто так, — ответила Пат. — Легкомыслен до беспредельности. Только это и выручает его. Иначе он бы не мог постоянно пребывать в таком хорошем настроении.

— Понятно. А теперь я тебя как следует укутаю.

Я завернул ее во все пледы и шарфы, какие нашлись. Затем наш длинный санный поезд двинулся вниз. Удрали все, кто только мог. Можно было подумать, будто в долину спускается свадебный кортеж, — так празднично колыхались при лунном свете пестрые султаны на головах лошадей, так много было хохота и шуток, которыми перебрасывались седоки.

Курзал был убран с расточительной роскошью. Когда мы прибыли, танцы уже начались. Для гостей из санатория приготовили специальный угол, защищенный от сквозняка. В теплом воздухе пахло цветами, духами и вином.

За нашим столиком сидело довольно много людей: русский, Рита, скрипач, какая-то старуха в жемчугах, рядом с ней какая-то размалеванная маска смерти и нанятый ею жиголо, Антонио и еще кое-кто.

— Пойдем, Робби, — сказала Пат, — попробуем потанцевать.

Паркет медленно закружился. Скрипка и виолончель словно откуда-то сверху выводили нежную кантилену, выделявшуюся на фоне тихо рокочущего оркестра. Едва слышно шаркали по полу ноги танцующих.

— Послушай-ка, любимый мой! Вдруг выясняется, что ты отлично танцуешь, — удивленно сказала Пат.

— Ну уж прямо отлично…

— Правда, отлично. Где ты научился?

— Еще у Готтфрида, — сказал я.

— В вашей мастерской?

— Да, и в кафе «Интернациональ». Ведь для танцев нужны партнерши. Так вот. Роза, Марион и Валли наводили на меня последний лоск. Боюсь, однако, что особого изящества они мне так и не привили.

— А вот и привили! — Ее глаза сияли, — Ведь мы с тобой впервые танцуем вдвоем, Робби!