В баре мы застали Фердинанда и Валентина. Фердинанд был в ударе. Он вскочил и бросился Пат навстречу.
— Диана, — воскликнул он, — возвращающаяся с охоты!
Она улыбнулась. Он обнял ее за плечи.
— Смуглая храбрая амазонка с серебряным луком! Что же мы будем пить?
Готфрид отстранил руку Фердинанда.
— Люди патетические всегда не в ладах с тактом, — произнес он. — Дама прибыла в сопровождении двух кавалеров. Ты этого, кажется, не заметил, старый бизон?
— Романтики всю жизнь составляют не сопровождение, а свиту, — непоколебимо парировал Грау.
Ленц ухмыльнулся и обратился к Пат:
— Предлагаю вашему вниманию нечто особенное. Коктейль «Колибри», бразильский рецепт.
Он прошел к стойке бара, намешал там всякой всячины и затем вернулся с коктейлем к столу.
— Ну, каков он на вкус? — спросил он.
— Что-то жидковат для Бразилии, — ответила Пат.
Готфрид засмеялся.
— А ведь крепкий! На роме и водке.
Я сразу понял, что там нет ни рома, ни водки — фруктовый сок, лимонный, томатный и, может быть, несколько капель «Ангостуры». Коктейль совершенно безалкогольный. Но Пат, к счастью, этого не заметила.
Ей дали подряд три «Колибри», и я видел, насколько ей приятно, что с ней не обращаются как с больной. Через час все мы вышли, в баре остался один Валентин. И об этом позаботился Ленц. Он затащил Фердинанда в «ситроен» и уехал с ним. Так что у Пат не могло возникнуть чувства, будто мы уходим раньше других. Все это было очень трогательно, и все-таки на какое-то время у меня стало так тяжело на душе, хоть вой.
Пат взяла меня под руку. Она шла рядом со мной грациозно и плавно, как всегда, я ощущал тепло ее руки, видел, как по оживленному лицу скользят блики от фонарей, — и, убей Бог, не мог себе реально представить, что она больна, днем я это мог еще допустить, но вечерами, когда жизнь становится более нежной и теплой, исполненной обещаний…
— Зайдем еще ко мне? — предложил я.
Она кивнула.
В коридоре нашего пансиона горел свет.
— Черт побери! — сказал я. — Что там еще случилось? Подожди-ка минутку.
Я открыл дверь и заглянул в коридор. Он был пуст, но освещен, как узкая улочка ночью в предместье. Дверь в комнату фрау Бендер была распахнута настежь, и там тоже горел свет. Переднюю, как маленький черный муравей, пересек Хассе, сгибаясь под тяжестью торшера с абажуром из розового шелка. Он переезжал.
— Добрый вечер, — произнес я. — Переезд затянулся?
Он приподнял свое бледное личико с жиденькой щеточкой усов.
— Я всего час как вернулся из конторы. А другого времени на это у меня нет.
— А что, вашей жены нет дома?
Он покачал головой:
— Она у подруги. Слава Богу, у нее теперь есть подруга, с которой она проводит много времени.
Он простодушно улыбнулся и, довольный, потопал дальше. Я впустил Пат.
— Свет не будем зажигать, ладно? — спросил я, когда мы достигли моей комнаты.
— Нет, милый, зажги. На короткое время, а потом снова выключишь.
— Ты ненасытный человек, — сказал я, включив свет. Яркая лампа озарила все багрово-плюшевое великолепие моей комнаты. Я поторопился снова выключить свет.
От деревьев за открытым окном тянуло свежим ночным воздухом, как из леса.
— Хорошо-то как! — сказала Пат, забираясь на подоконник.
— Тебе здесь правда нравится?
— Да, Робби. Здесь летом как в большом парке. Великолепно.
— А ты никогда не обращала внимания на эту комнату, что рядом с моей?
— Нет, а с какой стати?
— Вот этот большой роскошный балкон слева относится к ней. Он со всех сторон закрыт, а напротив нет дома. Если бы ты жила в этой комнате, то могла бы даже без купальника принимать свои солнечные ванны.
— Ну да, если бы я здесь жила…
— Ты можешь здесь поселиться, — просто сказал я. — Как ты видела, комната освобождается.
Она посмотрела на меня и улыбнулась:
— Думаешь, это было бы хорошо для нас? Постоянно быть вместе? На виду друг у друга весь день?
— Мы вовсе не были бы на виду друг у друга весь день, — возразил я. — Ведь днем меня здесь не бывает. Да и вечером часто тоже. Но если бы мы наконец соединились, нам не нужно было бы вечно торчать в кафе и каждый раз так быстро расставаться друг с другом, как будто мы в гостях.
Пат устроилась поудобнее.
— Милый, ты говоришь так, как будто ты все уже обдумал.
— Так и есть, — сказал я. — Я думаю об этом весь вечер.
Она выпрямилась.
— Ты это серьезно, Робби?
— Да, черт побери, — сказал я. — А ты все еще сомневаешься?
Она немного помолчала.
— Робби, — сказала она потом, голос ее прозвучал заметно глуше, чем прежде, — а почему ты заговорил об этом именно сейчас?
— Я заговорил об этом сейчас, — сказал я, замечая, что не могу скрыть волнение, а волновался я потому, что чувствовал: речь у нас идет о гораздо большем, чем комната, — я заговорил потому, что за последние недели мог убедиться, какое это чудо — быть вместе. Я не могу их больше выносить, эти почасовые встречи! Я хочу больше получать от тебя! Я хочу, чтобы ты постоянно была со мной, мне надоели эти хитроумные прятки любви, они мне противны, они мне не нужны, мне нужна ты, ты и только ты, мне никогда не хватит тебя, и я не хочу обходиться без тебя и минуты.