Три цветка и две ели. Первый том

Мирской закон на море не распространялся, и корабль, пока не вставал в порту, считался независимым островом. Однако, стоило «острову» причалить, встать к пристани или на якорь у берега, власти города и землевладелец рассматривали его как свою землю, то есть законы данного берега вступали в силу. Иноземные корабли не имели никаких привилегий – даже судно монарха или посла неприкосновенным в чужом королевстве не признавалось, но, конечно, повода для войны старались избегать, как и позора.

Моряков, едва они сходили на сушу, могли взять под стражу и затем судить, а они, если не являлись местными, могли быть лишь подсудимыми. То же самое касалось всех путешественников – попадая в другой город, они становились бесправными и, дабы защитить себя, прибегали к услугам покровителей. Патроном мог быть, бесплатно или за плату, любой горожанин; работодатель являлся патроном по умолчанию, как и гостеприимец. Тот путешественник, кто останавливался в постоялом дворе, просто переставал быть бродягой; клиента, согласно договору, патрон мог защитить в суде или подать в суд от его имени; гостю же не нужно было заключать грамот – хватало устного поручительства, так как за гостя нес полную ответственность гостеприимец и взыскания спрашивали с него. Кроме того, путешественники могли купить постоялую грамоту в управах тех городов, где задерживались. Такие бумаги защиту закона не давали, но внушали уважение и городским стражникам, и окружающим; иных неясных скитальцев звали проходимцами. Больше всего почитали странников – путешественников по монастырям. Странников даже могли приютить на пару дней в своих замках аристократы – дабы развеять скуку занятными историями.

Итак, путешествовать на длительные расстояния, особенно в другие королевства, казалось предприятием хлопотным, опасным и непредсказуемым, и всё же свободные люди хоть раз в жизни да путешествовали. В крупных городах гильдии частенько собирали для странствий по монастырям отряды, к каким безбоязненно присоединялись женщины с детьми, тогда как их мужья оставались в родном городе – следили за домом и трудились. Для облегчения тягот в странствиях гильдии городов, городков и королевств заключали между собой «зенные (ксанные) союзы», по каким гарантировали друг другу гостеприимство. Влиятельный гостеприимец своих гостей обижать не позволял, бесплатно селил их в хороших домах, рассказывал о местных законах, находил им честных возниц.

Но вернемся к морскому закону. Его как такового не существовало, тем не менее в открытом море суд вершил капитан: арестовывал, разрешал споры и иногда казнил, – иначе ничем, кроме как угрозой расправы, обуздать лихих моряков не удавалось. А лихость приветствовалась: на торговых путях всегда промышляли разбойники, и команде корабля случалось отражать нападения как на море, так и на суше, уходить от погони и проливать кровь, защищая свой груз. Лакомые торговые суда нарочно заманивали на рифы, скажем, огнями ложных маяков, после чего грабили. Сильване, если видели севшее на мель судно, то тоже предпочитали не помочь, а поживиться.

При всем том морские перевозки являлись самыми безопасными, ведь капитаны вели корабли вдоль знакомых им берегов и останавливались в привычных портах. Они охотно продавали каюты путешественникам как своим гостям, а те, в свою очередь, наводили справки о капитане и его судне: чем дольше капитан появлялся в одном и том же городе, тем сильнее ему доверяли. Капитанам-новичкам приходилось пару первых лет туго: они брались за любую перевозку, работали за бесценок и оставляли в залог дом, имущество, даже семью. Зато после, заслужив добрую славу, забывали про нужду.

У капитанов существовал свой негласный устав. Правило о том, что торговые суда должны заходить в порт утром или хотя бы днем, а покидать его вечером тоже было негласным, но уважаемым. За его нарушение могли при случае «набить морду», но более – ничего, так как спешка порой имела веские основания, в частности: скоропортящийся груз. И загулявшая команда была значимой причиной того, что капитан принимал решение отойти от берега утром и не позволить своим морякам к вечеру вновь напиться от безделья.

________________

Набережная Дюрбонс удалялась. Уменьшалась и толпа оглушительно свистевших головорезов на пирсе (очень шумный народ эти лодэтчане!). Хельха, провожая мужа, махала вслед «Розе ветров» белым платочком; толстушка растворялась среди другого народа – а скоро лишь один порхающий платочек от нее и остался. Расплывались также черная фигура Магнуса, силуэт Марлены и пестрый сверток в ее руке – покрывало с лебедями, какое Рагнер принес в порт и насильно ей подарил. Ольвор молча жестикулировал с носовой надстройки «Розы ветров», раздавая указания своим морякам, прямой парус поднимался выше, а Маргарита и Рагнер стояли на палубе в самом тихом ее месте – под плоской крышей кормовой надстройки-помоста, и смотрели в бойницы глухой ограды на берег. Рагнер обнимал свою любимую со спины.