Три века с Пушкиным. Странствия рукописей и реликвий

Через час после посадки мы были уже на подворье русской церкви. В зелени пальм, акаций и магнолий вздымались в небо резные купола и главки, увенчанные сверкающими золотом крестами и двуглавыми российскими орлами. Врата храма были распахнуты – из них медленно выходила траурная процессия. Только что отпели одну из почтенных прихожанок, и человек двадцать, родных и друзей, пришли проводить её в последний путь. Среди них была и княжна Варвара Сергеевна Оболенская.

Мы познакомились. Седовласая дама со следами былой красоты, прожив во Франции почти всю свою жизнь, сохранила чистую, безо всякого акцента, старорусскую речь. Говор, который можно сберечь лишь на чужбине. Несмотря на сдержанность, граничащую с аристократическим холодком, встретила нас довольно благосклонно. Но сниматься в фильме категорически отказалась. А вот историю Свято-Николаевского храма, где она служила старостой многие годы, Варвара Сергеевна рассказала во всех подробностях.

В памяти старой княжны, седой и величественной, ещё теплился образ бедной прихожанки Елены фон Розенмайер. Да, она знала, что Елена Александровна проживала в доме по бульвару Гамбетта, умерла в годы минувшей войны и покоится на кладбище «Кокад». Но, увы, не в православной его части, а католической. И что не дожила та два дня, как ей должно бы исполниться пятьдесят четыре года. Вздохнула: «Всего лишь…»

Сияние северной ночи
Я помню всегда близ тебя,
И светят фосфорные очи,
Да только не греют меня.

На могиле Елены Пушкиной (судьба, уже посмертная, вновь оказалась немилосердной к русской беженке – даже могила её не сохранилась, ныне это всего лишь общее захоронение) сравнительно недавно энтузиасты из России установили памятный знак. Он – в виде раскрытой книги, и на её каменных страницах выбиты скупые строчки: «Елена Пушкина-Розенмайер. 16.VIII 1889—14.VIII 1943».

На открытие скромного памятника приехали праправнук поэта из Москвы Георгий Галин и его кузен из Брюсселя Александр Пушкин, внучатый племянник Елены Александровны, с женой Марией. Собрались почтить память внучки Александра Сергеевича и потомки русских эмигрантов, представители исторических фамилий, давно осевшие в Ницце.

Но памятник – поистине нерукотворный и вечный – намного ранее воздвиг внучке поэта Иван Алексеевич Бунин! «Холодная осень», осень жизни Елены Пушкиной, явилась на свет менее чем через год после смерти героини рассказа, в мае 1944-го… И, быть может, не случайно повествование ведётся от имени безымянной рассказчицы, словно то не монолог, а исповедь, горькая в своей откровенности и безыскусности.

Да и сам гениальный Бунин, творец поэтического рассказа, будто невзначай однажды заметит: «Меня самого очень трогает «Холодная осень».

Иван Бунин:

«Но, вспоминая всё то, что я пережила с тех пор, всегда спрашиваю себя: да, а что же всё-таки было в моей жизни? И отвечаю себе: только тот холодный осенний вечер. Ужели он был когда-то? Всё-таки был. И это всё, что было в моей жизни – остальное ненужный сон. И я верю, горячо верю: где-то там он ждёт меня – с той же любовью и молодостью, как в тот вечер. «Ты поживи, порадуйся на свете, потом приходи ко мне…» Я пожила, порадовалась, теперь уже скоро приду».

Грустная осень Елены Пушкиной в безмятежной солнечной Ницце отозвалась поэтическим эхом: перекличкой Тютчева, Фета, Бунина, воспевших светлый гимн любви. Вневременной перекличкой трёх поэтов!

С именем Елены Александровны сопряжена загадочная, полная тайн и мистификаций история о неизвестном дневнике Пушкина. Был ли тот таинственный дневник?! Его безуспешно искал Серж Лифарь, отправляя гонцов во все концы света и по всем адресам, что называла ему внучка поэта, – то в Константинополь, то в Гельсингфорс. Долгие переговоры с Еленой Александровной вели коллекционер Александр Онегин и пушкинист Модест Гофман. В наши дни пушкинский дневник пытались отыскать в Лондоне, у английских потомков поэта, – им вполне могла передать дорогую реликвию Елена фон Розенмайер. Но поиски оказались напрасными…

Если то и была легенда, сотворённая Еленой Александровной, то красивая легенда. Вспомним, что и сам Пушкин любил литературные мистификации и немало в том преуспел. Да, плотной завесой окутала тайна былые помыслы внучки поэта и вряд ли будет разгадана…