Три века с Пушкиным. Странствия рукописей и реликвий

Николай Пунин, известный историк искусства, знавший многих бывших лицеистов, называет цифру, в два раза превышающую объявленную: «Расстреляны лицеисты. Говорят, 52 человека…» И далее записывает в своём дневнике: «О расстреле нет официальных сообщений; в городе, конечно, все об этом знают, по крайней мере, в тех кругах, с которыми мне приходится соприкасаться: в среде служащей интеллигенции. Говорят об этом с ужасом и отвращением, но без удивления и настоящего возмущения. <…> Великое отупение и край усталости». Запись сделана 18 июля 1925 года.

К слову, Николая Николаевичу Пунину, автору этих строк, не удалось избежать неправедных обвинений. Для Анны Ахматовой арест близкого и любимого ей человека стал тяжелейшем душевным потрясением. Николай Николаевич, тайный свидетель расправы над лицеистами, был арестован в августе 1949-го по обвинению как в «террористических намерениях», так и «контрреволюционной агитации», сослан в один из северных лагерей, где и умер…

Вот ещё одно значимое свидетельство. Автор изданной в Париже книги «Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков» Юрий Безсонов, боевой офицер, бывший штабс-ротмистр Драгунского полка, описал встречу со следователем, ведшим «Дело лицеистов»: «Я, как всегда, от подписи отказался и попросил провести меня к Ланге. <…> Меня ввели к нему в кабинет. По-видимому, он двигался по службе, так как кабинет был теперь более комфортабелен, чем тогда, когда я бывал у него. Весь большой письменный стол был завален бумагами и книгами. На одной из них я прочёл: «История Императорского Александровского Лицея». Как я потом узнал, он вёл дело лицеистов, из коих пятьдесят человек было расстреляно и много сослано на Соловки и в другие места».

Наказание без преступления

Среди расстрелянных, о коих упоминали и Пунин, и Безсонов, – семидесятипятилетний князь Николай Дмитриевич Голицын. Последний премьер-министр Российской империи, выпускник Лицея 1871 года (!), он и в застенках сумел сохранить благородство и выдержку.

После прихода к власти большевиков Николай Голицын, прежде председатель Совета министров царского правительства, отошёл от дел государственных. Из России не эмигрировал. Жил престарелый князь более чем скромно, зарабатывая на жизнь… сапожным ремеслом. Да ещё временами охранял общественные огороды.

И хотя бывший премьер от политики отстранился, дважды он был арестован: вначале органами ВЧК, затем ОГПУ. Всякий раз князю Голицыну ставили в вину мнимую связь с контрреволюционерами: государственный деятель столь высокого ранга, по убеждению чекистов, не мог быть не замешанным в опасных для дела революции союзах. Третий арест стал для старого аристократа последним. Он проходил по «Делу лицеистов» вместе с сыном Николаем, как и отец, выпускником Лицея. Князь Голицын расстрелян в Ленинграде по постановлению Коллегии ОГПУ от 22 июня 1925 года, его сын князь Николай Николаевич сослан на Соловки, где и разделил участь отца спустя шесть лет лагерного мученичества. По счастью, вдова генерала и два других его сына – старший Дмитрий, флотский капитан 2-го ранга, и младший Александр – избежали бесславной участи и много позже нашли свой последний приют на Лазурном Берегу Средиземноморья…

Арестовали в Ленинграде и директора Лицея Владимира Александровича Шильдера. Генерал от инфантерии, участник русско-турецкой войны, кавалер боевых орденов, ранее он возглавлял Пажеский корпус, числился воспитателем великого князя Алексея Михайловича. В сентябре 1910 года назначен был директором Императорского Александровского лицея.

Остался в памяти своих воспитанников человеком чести, преданным лицейским идеалам. Его директорство выпало на столетний юбилей Лицея, что пышно отмечали в Царском Селе и в Петербурге.

Была выпущена памятная бронзовая медаль: на одной её стороне, под девизом «Для общей пользы», красовался профиль Александра I, чуть ниже – дата: «19 октября 1811», здание Лицея и надпись: «Императорский Царскосельский лицей». На другой стороне медали под строками «Тебе, наш царь, благодаренье» профиль Николая II, внизу дата «19 октября 1911» и надпись «Императорский Александровский лицей».

Отдавая дань памяти русского гения, юбилейные торжества посетил император Николай II. Тогда в праздничный день в актовом зале, стены коего давным-давно «внимали» восторженной декламации самого знаменитого лицеиста, директор Шильдер произнёс слова, что запомнились всем, кому посчастливилось их слышать: «Сила не в силе, сила в любви! Сила в единении!.. Лицейскими были и будем».

Друзья мои, прекрасен наш союз!
Он как душа неразделим и вечен —
Неколебим, свободен и беспечен…

После Октябрьского переворота последний директор Лицея принял роковое для себя решение не покидать родину, остался в Петрограде. Как тонко сумел прозреть те настроения русской интеллигенции, упования на лучшую будущность Александр Блок! Строки, явленные в феврале двадцать первого, последнего его земного года…