Три желания, или дневник Варвары Лгуновой (СИ)

Я сама не знаю, что это: вопрос или утверждение, но мой сосед отвечает:

— Да, ты права. Обычная физиология.

— Конечно.

И я поверю в это, но завтра, а сегодня прореву весь вечер, когда услышу, что Дэн уходит.

И ночевать он не возвращается.

5 июля

Меня хватило на сутки и шестнадцать часов, а после я позвонила Ромке:

— Твой «свой в доску» Дэн где может быть? — мрачно спросила я.

Нет, я не волнуюсь, я просто слегка интересуюсь куда мог почти на двое суток пропасть мой сосед. И единственная причина этого интереса — квартплата, которую я одна не потяну.

Я интересуюсь и только из квартплаты.

Повторю еще раз десять и точно поверю.

— На ска… — начал Ромка, но тут же исправился. — В больнице. У него практика досрочная.

— И сегодня он там?

— Не контролировал, — Ромыч хмыкнул. — Узнать?

— Да, а какая больница?

— Семерка, — с неприкрытым злорадством провозгласил Рома.

А я наморщила лоб, вспоминая, и вспомнила… на свою голову.

— Это ж на другом конце города.

— Да, — с удовольствием подтвердил он, — а потому что не надо было выпендриваться и пальцы веером гнуть, я его в приемку звал, так нет. И август ему, видите ли, свободный подавай.

В мстительное ворчание я вникать не стала, вместо этого решила прояснить важный момент:

— Ромочка, — с избытком нежности и любви к другу ласково протянула я, — а угадай кто дал моим запасные ключи и адрес?

— Да ты че?.. — искренне изумился мой друг. — Что, какая-то сволочь дала ключи и адрес твоей явки?! Варвар, срочно координаты этого гада, я уже выезжаю его убивать.

Я закатила глаза и вздохнула:

— Ты хоть меня предупредить мог?

— Так-то я, то есть эта сволочь тебе написала, вот только ты до сих пор даже не прочитала, — голосом невинно обвинённого возмутился Ромка.

И разговор быстренько свернул, ибо человек он занятой и важный. Как постоянно вздыхает с видом утомленного героя, вся приемка на нем держится. Правда, чем именно он там занимается не сознается, поэтому злой мной и жестокой Милкой Ромка зачислен в начальники начальников всех курьеров или руководители всех руководителей мальчиков на побегушках.

С удовольствием отправив его руководить и начальствовать, я открыла непрочитанное «неблагодарной» мной сообщение.

Состояло оно из одного слова, ибо любимым Ромочкиным писателем в школе был Антон Павлович, а его напутствие «Краткость — сестра таланта», судя по всему, было взято на вооружение и связано со скрытой любовью к морю и флоту.

Ибо слово гласило: «Полундра»

А ближе к вечеру позвонил Гордеев и пригласил на ужин.

В Континенталь.

— Думаю после всего пережитого я могу надеяться на положительный ответ, — в его голосе послышалась улыбка.

А я остановилась у окна, посмотрела на развалившегося на подоконнике Сенечку и на залитый солнцем двор.

И согласилась.

Наряжаться и краситься не хотелось, но в ресторан в джинсах не ходят, поэтому пришлось вытряхивать себя из последних и натягивать на себя платья.

Черное и маленькое, как завещала еще Коко Шанель.

Правда, мое в отличие от традиционного варианта было выше колена, но это уже мелочи жизни.

— А туфли с сумкой серебристые, — отходя от зеркала и окидывая себя придирчивым взглядом, пробормотала я.

Сенечка, пришедший за мной хвостиком в комнату, согласно фыркнул, а я ему улыбнулась и…

— Сенека, нам нужен мощный музыкальный антидепрессант, иначе Гордеева ждет зареванное чудовище.

Наверное, уже мало кто слушает Верку Сердючку, но мне лучше ее настроение еще никто не поднимал.

Поэтому красилась я, подпевая, что кто-то любит нас, кого-то любим мы, в день по десять раз бываем влюблены…

Клатч искала со словами: «Ну где ж ты мой юный пион?»

А к неожиданно разлившемуся трелью дверному звонку и двери я поскакала на одной ноге, пытаясь надеть на вторую туфлю, и куплете «…дайте мне вина «Лану», дайте пачку сигарет…»

В общем-то, на этой фразе я дверь с улыбкой и распахнула.

И попятилась.

— Веня? — выдохнула изумленно.

А Веня с букетом в одной руке и двумя костылями в другой блаженно мне улыбался и розы на этот раз белые протягивал.

За его спиной монументально возвышалась Соломония Яковлевна.

— Мама всё осознала и хочет извиниться, — было первым, что выпалил Вассерман.

Чего?!

И пока я хлопала глазами и пыталась что-то сказать, Соломония Яковлевна скривилась и нехотя процедила:

— Извиняюсь.

Кивнула, потому что понятия не имею что ответить, и почти всунутый букет приняла.

— Ты зачем пришел? — спросила без такта и возмущенное фырканье его мамы проигнорировала.

— Варя, я…я…

Вениамин замялся, покраснел до корней волос, вручил зачем-то костыли Соломонии Яковлевне, взирающей на нас недовольно с поджатыми губами, и неловко, но упрямо опустился на колени.

— Вень, ты чего?!

— Варя, в больнице я понял, что не могу без тебя жить! — выдохнув, начал он.

А Соломония Яковлевна скептически хмыкнула, но промолчала.

— Ты… ты спасла меня, не бросила в трудный момент, даже мама это признала!

Ох ты ж…

Да чтоб я еще кому-то когда-то помогала!

— Ты идеальная женщина для меня, Варя, — поправляя умилительную красную бабочку в белый горошек, продолжил Веня. — И ты знаешь, как сильно я тебя люблю! Поэтому… поэтому я прошу тебя стать мой женой!